Вот такая комиссия, создатель, быть родителями взрослых дочерей: только шуранешь за город, одна – френда в дом, другая – из дому до первого поезда метро.
– О! У нас гости! – ошеломленно произнесла Ирина сестра, пройдя на свет к кухне и замирая на пороге.
Точно, гости, молча подтвердил я кивком головы от холодильника. И развел руками:
– Пардон, что не во фраке. Вы так неожиданно. Александр.
– Я неожиданно?! – не представляясь мне в ответ, воскликнула она. – Я к себе домой! По-моему, это кто-то другой неожиданно!
– Да вот, не спится, – сказал я. – Ищу, чего бы пожевать.
– Ну и ищи дальше, – ответствовала Ирина сестра. – Я себе буду кофе варить. Кофе могу предложить.
Понятное дело, кофе входил в противоречие с моими планами касательно инсулина, но отказываться от предложения, будучи в некотором роде все-таки действительно гостем, было бы, подумалось мне, не слишком красиво. Я перекроил планы, и кофеварочная зверюга выхрипела порцию горькой бодрости и на меня.
– Так это ты тот самый, который к ней в буфете подкатил? – продолжила между тем разговор Ирина сестра.
– Наверное, – сказал я. – В буфете было дело.
– Ну, ты ее потом прессовал! Очень ее хотелось, да?
– Не без того.
– Добился своего, да? Получил, что хотел?
Я усмехнулся и, поднеся чашку с кофе к губам, занял им рот. Надо сказать, она меня смущала. Не столько своей осведомленностью о наших отношениях с ее сестрой в продолжение этих двух недель, сколько тем, с какой прямотой о них говорила. Никак я не был готов к такой обнаженной распахнутости. С нею, во всяком случае.
– Люблю, когда мужчины хотят, – не дождавшись от меня ответа, проговорила она. – Когда мужчина хочет. о, потом получается самый смак, пальчики оближешь. А почему мужчины бывают иногда, как вяленые, скажи?
Я почувствовал, что начинаю злиться. Конечно, она угощала мою особу кофе, да еще таким оглушительным. Но это не могло быть основанием к принуждению меня заняться вместе с ней словесным стриптизом. Кто я ей был, чтобы так обнажаться передо мной? Или мужчина, спавший с ее сестрой, был для нее чем-то вроде помойки, которую грех не использовать по назначению, вывалив на нее весь накопившийся в себе мусор?
– Что, – сказал я, – облом? Там, где была. Не получила, чего хотела?
Она вся внутренне замерла. Я это въявь ощутил по ее переставшему играть оттопыренному мизинцу. Глаза у нее сузились. И в это мгновение она мне напомнила Иру. Когда я впервые увидел Иру в буфете Стакана: стояла, невидяще глядя перед собой, негодуя на неизбежность бессмысленной траты времени в очереди, одна рука ее была покойно и смиренно опущена вдоль бедра, другой она держала ее за локоть, и эта трогательная кротость позы ослепляюще диссонировала с выражением ее лица. Они были сестры, несомненно.
Потом мизинец снова пришел в движение.
– Ты только не думай, что
