многие хиппи в прошлом сами были студентами, их переполнял энтузиазм относительно исполнения миссии исправившегося грешника.
Студенты принялись околачиваться под нестуденческими транспарантами, забывая посещать лекции.
Их интерес к учебе угасал по мере роста волос.
Чем дольше они курили дурь, тем более абсурдными казались им экзамены и научные статьи.
Пошла волна массовых вылетов из университета.
Самым диким преподавателем в Беркли был Стю Альберт. Он сидел под транспарантом Комитета вьетнамского дня и привлекал огромные толпы народа как первый увиденный революционер с развевающимися светлыми кудрями и голубыми глазами, выдававшими нечистую силу. Но, чем больше на него смотрели, тем больше Стю всех цеплял своими свирепыми полемиками насчет дури, Вьетнама, Бога, университета, секса и коммунизма. Это неминуемо бесило профессоров. Им приходилось принуждать студентов посещать их лекции методом кнута и пряника.
Но Стю перебежал им дорожку, держа всеобщее внимание одним тем, что изъяснялся в свободной манере.
Он учил на свежем воздухе, вместо того чтобы загонять студентов в пыльные аудитории. Но он не имел права преподавать. Он не получил необходимую бумажку, как это сделали все остальные. Он был аутсайдером.
Университет преобразовался в крепость, наводненную нашими длинноволосыми, планокурящими, босоногими фриками со своей культурой, использовавшими территорию университета как игровую площадку. Это угрожало целостности университета и взбеленило политиков штата.
Политики объявили нас предателями, тратящими деньги налогоплательщиков на спонсорство нашей измены.
Консервативные силы штата давили на университет приказами вычистить понаехавшую мразь.
Университет с готовностью согласился, обнаружив, что паразиты подтачивают фундамент заведения как изнутри, так и снаружи.
Начальники учинили операцию «Усмирение», отделяя «людей» от мятежников. Точно так же американцы во Вьетнаме вышвыривают крестьян из их домов и запирают в специально созданных стратегических поселениях, окруженных колючей проволокой, «чтобы Вьетконг держался подальше».
Администрация университета решила сделать из университета одно большое поселение такого рода, выдумав категорию «нестудент». Воткнув приставку «не» перед теми, кто отвисал на Телеграф-авеню, они исключили нас из человеческой расы. То же самое сделала Германия, введя термин «неариец». Отныне все плохое, что творилось в Беркли, можно было свалить на «нестудентов».
Мы, разумеется, рубились от нового прозвища. Оно выразило все то, что мы так долго хотели донести. Мы плюнули на статус, карьеру и все прочие символы американского общества.
Мы гордились этим символом отрицания в нашей идентификации.
Чтобы избавиться от свободных духом людей вроде Стю, как от Сократа, администрация университета издала указ,
