пяти процентам, причитавшимся ему по второму договору. – Тебе мало? Не наглей, Валера…
Он выразительно посмотрел на Козличенко. У того в памяти всплыло понятие «лихой человек», и хоть таковые ему прежде не встречались, у него моментально составилось представление о том, как они в действительности могут выглядеть.
А ко всему прочему названная сумма существенно превышала ожидаемое значение, так что Козличенко решил не лезть на рожон. И потом: от добра добра не ищут! Если доход будет того же порядка и постоянным, это ж какие деньги потекут!..
В голове началось кружение различных мыслей, точнее, не мыслей, а их обрывков. Когда же этот водоворот осел, первым делом подумалось о Веронике Витальевне. Козличенко потянулся к мобильнику.
– Какой Валера? – прозвучало в трубке.
– Ну из санатория… Помните?
Наступила тишина, в которой нельзя было уловить ни одного флюида – ни дружелюбно-тёплого, ни неприязненно-холодного. Это пугало. Козличенко поспешил продолжить:
– Хочу в ресторан вас… тебя пригласить… Отметить. Дело-то, о котором я говорил, выгорело!
– Поздравляю, – ответила, наконец, Вероника Витальевна. – Только я не могу.
– Но почему?!
– Во-первых, я ещё на работе. А, во-вторых… Валера, мы же взрослые люди! То, что между нами тогда случилось, ничего не значит…
– Хорошо, хорошо, ничего не значит, – согласился Козличенко, опасаясь, что сию же минуту она положит трубку. – Но почему мы не можем просто посидеть в ресторане? Просто!
Ненадолго установилась тишина, которая уже не была безмолвна, но была полна прохладных флюидов раздумья.
– Я освобожусь только в восемь. Можем встретиться у ресторана в девять. Это устроит?
Снова увидев Веронику Витальевну, Козличенко окончательно понял: это его женщина! Помимо того, что ему необычайно нравилась её внешность, а она была дородная, зрелая красавица, притягивала её незлобивость – когда сердце, если кого-то и не принимает (как его не приняли санаторские), но и не ожесточается против (а они ещё и обидным словечком наградили!). И, конечно же, не давала покоя память о внезапной страстности этой спокойной пышнотелой женщины.
Ко всему прочему она совершенно не смущалась, что кавалер ниже её ростом.
Они устроились за столиком у окна. Тихо играла музыка, посетителей было немного, все общались вполголоса. Обстановка, пронизанная покоем, как нельзя лучше, располагала к душевной беседе. Именно на неё и рассчитывал Козличенко.
– А, может, сегодня коньячка выпьем?
– Думаешь, так легче меня напоить? – неожиданно рассмеялась Вероника Витальевна. – Я девушка стойкая!
– Значит, точно коньяку!
Зря Натыкин называл его жадным. А ещё называл расчётливым. Вот против этого Козличенко возражать не стал бы. Ничего зазорного в расчётливости нет! Она сродни мудрости! И, между прочим, очень часто заставляет быть
