играть судьбами и обстоятельствами! А хуже всего то, что, когда она появляется, мне необычайно хорошо! Неужели молодая вдова – это не я настоящая?
– Не знаю. Может, после всех этих метаморфоз ты и стала собой. Супруга-то Бог уберёг, не дал испить в полной мере…
Натыкин умолк, поняв, что хватил через край, а всё потому, что было у него на удивление легко на душе, даже как-то игриво.
– Прости, прости…
Настя молча улыбнулась, извиняя.
– Ещё чудесный дар тебе достался, – продолжил Натыкин. – Ну и получилась из тебя классическая ведьма…
Он подсел к Насте поближе:
– А ведь дар-то достался?! Как ты меня в генеральский мундир одела?
– Там рядом с военным ещё портрет гражданского висел. Так я хотела поначалу тебя в его виде представить. Решила, что, наверно очень большой начальник, раз в кабинете висит…
Натыкин опешил:
– Настя, ты о портретах в кабинете Решёткина говоришь?
– Ну да. Потом передумала: всё-таки Решёткин в форме, пусть уж и ты тогда…
– Господи, ты знаешь, чьи это портреты?! Президента и министра внутренних дел! Разве Фёдор Леонидович на этих своих лекциях не показывал портрета Президента?
– Нет… Не помню…
– Да… В общем, поздравляю, ты меня в мундир министра внутренних дел обрядила!
– Почему только обрядила? Ты и был министром внутренних дел… Как сейчас говорят, полная идентичность внешности.
– Одно могу сказать: спасла ты Решёткина тем, что передумала; мог бы человек с испугу и в мир иной отправиться!
– В самом деле, спасла?.. А ещё мы своих спасли… Всё хорошо, что хорошо кончается!
Настя положила ладонь на руку Натыкина и слегка её пожала.
Глава 2
Иные времена
1
– Орест Сергеевич, вы пишете меня в четвёртый раз, – говорила Лариса Дмитриевна, позируя художнику. – Уже статьи появились, будто у вас была некая муза. Всё пытаются установить её личность. Правда, связывают поиски с московским периодом вашей жизни. А до Зуевска, – засмеялась она, – никак не доберутся!
– Но вы же знаете: здесь я только родился и окончил гимназию, ну, помер ещё в последний приезд, а писал-то я в Петербурге и Москве… Голову немного правее… Нет, не так…
Он отложил кисть, подошёл к Ларисе Дмитриевне, тронув её подбородок, повернул лицо к окну, но пальцы не убрал.
– А муза… – обвёл он взглядом светлый лик счастливо улыбающейся женщины. – Она у меня есть!
К Ларисе Дмитриевне склонился неловкий большой человек, но его неуклюжести она не замечала, видела только безмерно добрые, любящие глаза, а потом почувствовала пухлые, пахнущие табаком губы…
Вот так: нежданно-негаданно развеялся морок её отношений с Ениколоповым. Самообман, прикрывавший неприкаянность, пустоцветие уходящих лет, пригибал
