и даже из-за закрытого окна купе эта ночь казалась необычно теплой.
Проснулась Арина уже утром; несмотря на то что было чуть позже семи, свет казался не утренним, а дневным, мимо окна проплывали дебаркадеры, стоящие поезда, товарняки и рифленые бетонные заборы. Тетя Лена и дядя Женя встретили их, как обещали, на Ленинградском вокзале; точнее, прямо на платформе, практически напротив окна их купе; было непонятно, как они заранее вычислили его так точно. Позвали носильщика, побросали вещи в багажник и сразу же тронулись; Арина помнила, что недалеко. Москва всегда немного удивляла ее сочетанием несочетаемого; старые дома, даже не просто старые, как в центре, а часто двухэтажные, совсем небольшие, чуть ли не как Кикины палаты, а рядом с ними либо что-то такое явно советское, середины века, либо вообще кирпичное, по виду не так давно и построенное; все это было вперемешку и, похоже, никому не мешало. В Лопухинском Митя выскочил из машины и сразу же побежал наверх, даже не предложив дяде Жене помочь с вещами; он вообще любил Москву больше ее. Арине стало неловко. Так что помочь предложила она, но дядя Женя только приподнял голову над багажником, засмеялся и отмахнулся.
– Аренька, – сказала тетя Лена, – ну какие у вас вещи.
Бабушка встретила ее в дверях, а бабушка Ида, младшая сестра деда, в прихожей. Дед Илья обещал прийти к обеду, но, как выяснилось, собирался потом снова куда-то уехать. Мама им временами говорила, что Москва и не город вовсе, больше «комплекс сросшихся деревень», превращенный большевиками в столицу взамен другой, настоящей, так и не сломленной, но слова словами, а справедливости ради Арина вынуждена была признать, что приезжать в Москву приятно. Приятно, когда тебя обнимают и даже немного тискают, одновременно предлагают устроиться поудобнее и покормить и спрашивают обо всем на свете; приятно садиться за огромный стол у окон с тяжелыми шторами, вытягивать ноги, даже разваливаться на стуле, как будто сидишь на садовой скамейке. Но потом за все эти мысли ей стало стыдно перед самой собой, как если бы она неожиданно упала в собственных глазах; Арина выпрямила спину и подумала, что просто очень рада всех видеть – бабушку, и бабушку Иду, и дядю Женю, и тетю Лену; тетю Лену, наверное, почему-то даже в особенности, хотя как раз Полина мама прямой родственницей им не была, она была второй женой дяди Жени. Мама утверждала, что тетя Лена, наверное, втайне говорит о нем «жидовская морда», но Арина в это не верила. К этому моменту она уже знала, что не все, что говорит мама, следует понимать буквально.
Зазвенел звонок-гонг, но дед отпер дверь сам и сразу же вошел.
– Не приходить же без звонка, – сказал он, и было непонятно, говорит ли он всерьез или шутит.
Арина подумала, что, с тех пор как дед гулял с ними по набережной, он изменился, кажется постарел, а может быть, просто по дороге домой еще не успел сбросить с себя бремя рабочих дел. Но и про себя она думала нечто похожее; уже некоторое время ей казалось, что она очень
