объяснил дед, – за мою жизнь несколько раз бывало так, что мне казалось: больше ничего не будет. Нас не будет, страны нашей не будет, и вы бы тогда не родились. Такое сложно забыть. Но получилось иначе. И теперь мы оставляем вам страну, над которой никогда не заходит солнце и представить без которой мир может только сумасшедший. Но все равно иногда я останавливаюсь и мне начинает казаться, что все это слишком легко разрушить. Не думаю, что это действительно так. А у вашего поколения такого чувства уже не будет.
– А что будет дальше? – вдруг спросила Арина. – Она же огромная и сильная, а мы что перед ней, каждый из нас?
Дед остановился, положил руки на гранитный парапет. Потом повернулся спиной к Неве.
– Ты знаешь, – сказал он, – когда я был лейтенантом, все вокруг было непонятным, а часто и очень страшным. Даже то, что именно делает наш полк, обычно было неясным, про дивизию мы знали в основном по слухам, а уж про армию или фронт только по радио. И не то чтобы я один ничего не понимал. Такими были мы все, по крайней мере все вокруг меня. У некоторых, конечно, были всякие теории; так всегда бывает. Хотя было бы лучше, если бы они честно признавались, что тоже ничего не понимают, как и все остальные. Если нам приказывали наступать, мы наступали. Иногда нам это не удавалось.
– Так часто бывало? – удивленно спросила Арина; иногда дед Илья казался ей почти всесильным. Наверное, он бы начал казаться ей совсем всемогущим, если бы давным-давно дед Натан не объяснил ей, что всемогущим может быть только Бог. Если этого хочет. Дедушке она очень верила.
– Бывало, что не удавалось? Часто.
Арина снова вспомнила об их легенде о Сфере стойкости, но что-то ей подсказало, что на этот раз говорить о ней с дедом Ильей не стоит.
– И что вы тогда делали? – спросила она.
Дед снова замолчал, на этот раз ненадолго.
– Но потом прошло время, – продолжил он, – и наступил день, когда я вдруг понял, что мы выросли, что позади нас больше никого нет и что решения теперь принимать именно нам, моему поколению. Мы их и принимали, иногда лучше, иногда хуже. Но в целом, что бы ни говорили ваши родители, мне кажется, что мы делали это совсем неплохо. А скоро вырастете вы. А потом уже и за вами никого не будет, и решать, чем станет человечество, придется именно вам. Не вам лично, так сказать, всем вам собирательно.
– Человечество? – удивленно спросила Арина.
То, что говорил дед Илья, звучало странно и неожиданно напыщенно. У них дома говорить так считалось дурным тоном; так могла говорить советская пропаганда, но ее никто не воспринимал всерьез, даже не слышал толком, как часто становился неслышным привычный шум ветра.
– Человечество, – спокойно подтвердил дед. – В мире есть только две страны, которым предстоит решать, что станет с человечеством, каким оно будет, да и будет ли оно вообще. На ваши плечи ляжет ответственность за одну из них, с этим ничего
