хотим перемен!
Едва ли не в первый раз в жизни он почувствовал счастье слияния с толпой. А еще в эту минуту он ощутил, что будущее уже совсем рядом.
Часть пятая
ТРАССА
Вкуситель Сомы… Путешествуя одна без спутников, ты все же не страшишься людей, богоподобная.
До Москвы было решено ехать сразу после сессии, но облегченно, на собаках. Сессии давались Мите легко. Возможно, это объяснялось тем, что к выбранной им профессии у него были определенные способности, но, как ему казалось, было более вероятным, что он относительно легко схватывал внутреннюю логику материала, так что, собственно, учить оставалось не так уж много. Тяжелее ему давались только те курсы, где нужно было зубрить параметры всякой на глазах устаревающей хрени, вроде транзисторов, параметры, ни из каких общих соображений так, навскидку, не выводившиеся – по крайней мере, понятным человеку образом. Но другим весенняя сессия далась тяжелее, особенно в совсем уж инженерных или, наоборот, гуманитарных вузах. Зубрежки там было в разы больше. Слишком короткие ночи изматывающей зубрежки удлиняли ноотропилом, иногда смешивая его с алкоголем, и называли белыми. Впрочем, настоящие белые ночи тоже стояли, несколько облегчая нехватку сна. Добрые аптечные тетушки улыбались; «А, еще один студент пришел», – говорили они какой-нибудь очередной жертве Техноложки или Бомж-Бруевича, а мрачное будущее отечественной науки и промышленности уходило, окрыленное надеждой и затарившись тоннами ноотропила. В итоге, по причине некоторой общей задолбанности и достанности, сошлись на том, чтобы добираться на собаках.
Впрочем, втайне Митю это решение скорее обрадовало. Конечно же, при мыслях о большой трассе сердце, как и полагалось, начинало биться учащенно, но фактически к тому времени список его стопов сводился к Ленобласти и короткому побегу к пресловутым прогрессивным балтам через Тарту на Валгавалку, Ригу и Юрмалу. В Юрмале романтики не обнаружилось почти никакой, а может, даже чуть меньше, зато, вопреки его ожиданиям и всем восторженным рассказам, пляжной похабени и попсы там было столько, сколько на севере не водилось практически нигде. Митя вспомнил, что «Путешествие дилетантов» было подписано «Дубулты», и мысленно удивился; «Как же Окуджаве удалось?» – подумал он. На самом деле обо всем этом было неловко говорить, хотя на Ротонде и Трубе бухтели и об этом.
С другой стороны, южное направление считалось чужим, диковатым. Даже совсем уж близкие дачники там были не по-хорошему другими, немного стремными, в ватниках и старых кирзачах, с кульками в руках, с убогими участками по шесть соток, где разводили не цветы, а картошку и помидоры, которые потом закатывали в большие стеклянные банки и хранили на городских балконах. Впрочем, подумал Митя, все это было скорее предметом праздных разговоров, нежели сколько-нибудь достоверного научного знания, поскольку ни на одной даче южнее Павловска он никогда
