охватывал детский восторг, и его грудь распирало от самоудовлетворения, блаженства и счастья.
Но потом появилась она…
Столь же неприступная, прекрасная и гордая, как и всегда. Лишь ее спокойно-презрительного взгляда Азис никак не мог перенести. Он ненавидел и обожал эту женщину в равных мерах. Был ли он счастлив в этом мире? Был! Был лишь когда-то давно, когда ее взгляд был наполнен любовью. Всеми известными способами и попытками Азис стремился вернуть любовь этой непостижимой женщины, но она посмела предать его. И тогда, переменившись, он стал к ней непомерно жесток. Более всего его раздражало и одновременно восхищало в ней то, с каким достоинством и спокойствием она принимала его жестокость. И за это он любил ее еще больше. Неимоверно тоскуя по ее любви, Азис придумывал для собственной жены все более изощренные пытки. Он понимал, что это только увеличивает ее отвращение к нему, но ничего поделать не мог. Каждый раз, встречаясь со взглядом ярко-голубых глаз своей дочери, Азис смотрел в глаза предательству своей возлюбленной.
Когда малышка только родилась, он был вне себя от счастья, даже, по просьбе супруги, разогнал всех своих боевых петухов… Но время шло, и с каждым годом его маленькая Гвашемаш, его, так называемая дочь, превращалась в светлого белокурого ангела.
Над Абдул-Азисом, казалось, потешался весь свет! Он сделал женщину, что носила под сердцем не его дитя, первой Кадын гарема.
Более всего мужчина не мог примириться с тем, что, по непонятным для себя причинам, не нашел в себе силы расправиться с обманщицей и с ее грешным отпрыском. Он не мог представить себе жизни без Сетеней. Он стал ее вечным рабом, несмотря на то, что имел над ней безграничную власть. Эта власть заключалась в сохранении жизни маленькой Гвашемаш.
Сотню раз Азис горестно жалел, что не утопил обеих. Но он не мог. Не мог во имя той единственной любви, которая, переродившись в ненависть, все же горела во взгляде Сетеней.
И теперь его сладостный сон омрачал этот взгляд.
Абдул-Азис проснулся далеко за полдень. Тяжело дыша, он неловко спустился с высокой кровати и, накинув цветастый халат, крикнул своего слугу.
Ему не терпелось поскорее наказать жену за то, что та посмела своим появлением омрачить его полный предвкушения счастья сон.
Наспех умывшись и одевшись, Абдул-Азис вышел во двор гарема.
В дальнем конце двора изящно изогнутые арки вели в покои гаремных невольниц.
Мужчина скорым широким шагом преодолел расстояние, и его взору открылся еще один двор, обсаженный плакучими ивами, низко опустившими густые зеленые ветви.
Посреди этого дворика звенел прозрачными струйками фонтан с небольшим бассейном, окруженный цветами и мраморными скамейками, на которых сидели молодые, прелестные, ярко одетые девушки. Звонкие голоса и смех вторили журчанию воды.
Как только Абдул-Азис приблизился, неожиданно воцарилась тишина. Женщины, заметив его появление,
