невесомость, такую, что, кажется, стоит подпрыгнуть – и полетишь. Долго плескалась, набирая в пригоршни холодную воду, потом, оглянувшись на Баюра, не сводившего с неё глаз, стала плескать в него. Поднялась суматоха с брызганьем, с хохотом, поцелуями и увёртками… пока Баюр не замер, как вкопанный:
– Чаша! – показал он на камень Параскевы-Пятницы.
Сначала незамеченное, теперь, после водяного обстрела, наполненное водой, в камне отчётливо обозначилось углубление, напоминающее чашу. Арина переводила взгляд с чаши на любимого и не понимала причины его взволнованности.
– Святая Параскева издавна почитается в народе как пряха. Только прядёт она нити людских судеб. И может открыть человеку жребий его. Чаши в святых камнях с водой из источника называют глазами предков. Так они смотрят на мир, а иногда предрекают судьбу…
Арина робко прижалась к Баюру и взяла его за руку:
– Давай заглянем?
В чаше отражались небо и облака. Арина осмелела:
– По всему знать, чудес нынче больше не будет.
Она наклонилась над чашей, загораживая облака и глядясь в воду, как в зеркало. Берег Луны повис над зеркалом и заиграл солнечными искрами. И вдруг в воде проступило лицо… не её… своё не удивило бы девушку, не испугало. Золотоволосый мальчик с глазами Баюра смешно морщил носик и улыбался. Она отпрянула от камня и вцепилась в своего защитника:
– Ты тоже видел? Кто он?
Остолбеневший и онемевший, волхв не сразу очнулся, порывисто обнял Арину, уткнувшись счастливым лицом в её макушку, пропахшую солнцем, и, гладя пружинящие завитки на её виске, ликующе зашептал:
– Это наш сын, горлинка моя.
– Сын… – машинально повторила она. У неё?!! Предсказание было сказочным, в него трудно было поверить. – Так сразу?
– Сразу? – засмеялся Баюр. – Его ещё вы́носить надо.
– А мама? Что я скажу ей?
– Ничего. Он родится не здесь, в Ключах.
Растерянная Арина постепенно приходила в себя и начинала осознавать новость. Провела рукой по груди, животу, улыбнулась отцу будущего ребёнка, с трудом осознающего, что его давняя несбыточная мечта готова осуществиться:
– У нашего сына будут твои глаза, – она протянула вперёд руки, покачала, прижала к груди. – Я его буду беречь. Моего маленького Баюра.
Спускались с холма по той же тропинке, что привела их наверх. Арина снова повязала косынку, отыскав её в траве, и шла, мурлыча какую-то театральную мелодию, помогая себе рукой, рисуя в воздухе неизречённое, невыразимое. Их счастье, одно на двоих, распростёрло над холмом невидимые крылья, лелея их неостудимую нежность, отгоняя тени, баюкая ещё не сбывшиеся грёзы…
По дороге в сторону Хмелиты громыхала телега, запряжённая костлявой, немытой клячей. Возница,
