его хотели положить на обследование, и только особый статус священника позволил ему отвертеться от общеобязательной процедуры.
– А что значит «ошиблись»? С кем можно перепутать священника?
Отец Василий насупился и промолчал. В Усть-Кудеяре перепутать священника с кем-то другим в принципе невозможно!
– Знаете, батюшка, – серьезно сказала Ольга. – Я не маленькая девочка. Не надо от меня ничего скрывать! Или вы все забыли?
Он ничего не забыл. Уже в первый месяц их совместной жизни, еще в Загорске, они как-то разом пришли к выводу, что копаться друг в дружке не обязательно, но если возникло непонимание, скрывать ничего нельзя. Потом себе дороже станет. Конечно, она была права.
Отец Василий вздохнул, намылил мочалку и начал рассказывать. Все, от самого начала. Он говорил и остро ощущал, как всей своей сутью отвергали Божий дух его невольные сегодняшние «знакомые». Они настолько давно и прочно связали свои судьбы со служением «князю мира сего», что каждое разумное слово почти автоматически вызывало у них раздражение.
«Господи, прости их, если сможешь!» – мысленно просил Всевышнего отец Василий, но каждый раз был вынужден признать, что Бог-то простит, но вряд ли они это оценят. Поздно...
В храм он попал только к девяти вечера. Диакон Алексий дожидался священника в беседке на лавочке и, едва заметил знакомый рослый силуэт на автостоянке, почти бегом кинулся навстречу.
– Что стряслось, батюшка?! – напряженно затараторил он. – Младенцы не крещены остались! А тут еще служба! Я и не знал, что делать! Матушке Ольге позвонил, она не знает! В «Теплосети» позвонил, так вас и там нет! Хоть в милицию обращайся!
– Правильно, Алексий, – доброжелательно кивнул ему отец Василий. – В милицию и надо было звонить. Там бы тебе все объяснили.
Диакон словно ухнул с высоты. Лицо вытянулось, нижняя губа растерянно отвисла, а испуганные глаза отчаянно заморгали.
– Как в милицию? – прошептал он. – А как же младенцы?
Отец Василий пожал плечами и направился в храм: предстояла вечерняя служба.
Он переоделся, но настроиться на соответствующий лад не удавалось. «Господи, грешен!» – горько признал он. Сегодняшние заботы по спасению плоти совершенно выбили его из привычного состояния духа. Мысли путались, хаотично сменяя одна другую, и были эти мысли грешными и абсолютно мирскими. Он думал о чем угодно: об Олюшке, бандитах, начальнике милиции Ковалеве, но только не о прихожанах.
Лишь к началу службы ему удалось собраться, и только к ее завершению он снова почувствовал себя хорошо. Правда, немного побаливали ребра, но эту боль можно было терпеть.
Когда отец Василий отправился пешком домой, солнце уже висело над самым горизонтом. Ветер гнал вдоль улиц теплый, прогретый за день воздух, ласково шевелил веточки берез, трогал его за бороду; жирные зеленые мухи жизнерадостно кружили над сваленными на дороге помоями; квохтали за заборами курицы; изображая ревностную службу, лениво брехали дворовые собаки. Жизнь
