совсем-совсем идиоты? Напасть на мага?
– Голод и отчаяние толкают людей на страшные вещи, – негромко проговорил Алан. – Если бы они потребовали только кошелек, я бы позволил им уйти.
– А они бы потом отобрали последнее у того, у кого не хватит сил – или хватит совести… кого отчаяние толкнет не на большую дорогу, а в петлю.
– Тоже правда. – Алан глянул в ту сторону, где лежали трупы, и махнул рукой.
– Чума с ними, от пары медяков не разбогатеем. Пойдем отсюда.
В деревне Алан решительно миновал несколько добротных домов и остановился у покосившегося плетня. Я с сомнением разглядывала потемневшую дранку на крыше, кажется, даже с прорехами, окна, наглухо закрытые ставнями – видать, стекол в них вовсе не было. Глина, которой обмазан сруб, потемнела и потрескалась. Более-менее ухоженным выглядел только огород – ровные грядки со свеклой и морковкой, пышные кусты капусты, еще не закрутившейся в кочаны. Никаких сорняков. Видать, с огорода только хозяева и кормятся…
– Или вдова, или бобыль старый живет, – сказал Алан. – Такие охотней пускают, все приработок. И дети по головам скакать не будут.
По мне – так и пусть дети скачут, лишь бы чисто было внутри. Отец говорил: чернь живет в грязи. Если что, заночую во дворе.
Я бы не взялась гадать, сколько лет хозяйке – может, тридцать, может, шестьдесят, а то и все шестьсот. Волосы скрыты платком, лицо выдублено солнцем, загар подчеркивает все морщины. Руки – заскорузлые, с широкими, как у мужчины, ладонями и глубокими трещинами, куда намертво въелась земля. Босые ноги, припорошенные пылью. И по тому, как она поклонилась гостям, даже мне, не слишком разбирающейся в хворях, стало ясно, что со спиной у нее не все ладно. Алан поклонился в ответ – как равной, пришлось и мне склонить голову. Я решила молчать, слушать и делать выводы, и так уже наворотила сегодня дел.
– Пустишь заночевать, хозяюшка? – улыбнулся Алан. Да так улыбнулся, будто в целом свете не было никого прекрасней этой скрюченной тяжелым трудом и невзгодами женщины.
– Пустить-то пущу. – Ее лицо смягчилось. – Чай лавок не пролежите. Только кормить нечем, не обессудьте.
– Были бы стены и крыша, а с остальным мы разберемся, – снова улыбнулся он.
– Проходите.
Я зашла вслед за Аланом, огляделась. Топили в избе по-черному – копоть ровным слоем покрывала потолок и примерно пол-ярда стены, ниже она была чистая, беленая. Земляной пол, присыпанный чистым песком, выскобленный добела стол, широкие лавки вдоль стен, похоже, заменяющие кровать и самой хозяйке. Большой сундук в дальнем углу.
Чисто. Остальное – ерунда.
Алан тоже огляделся, сунул мешок под лавку. Повернулся к женщине.
– Позволишь, хозяйка?
Не дожидаясь ответа, сплел заклинание. Хозяйка охнула, как-то неловко выпрямилась, вытянувшись в струнку, обмякла. Неуверенно повела плечами, а потом склонилась едва ли не до земли.
– Благодарствую, господин целитель. Только отплатить мне нечем.
Оно и так видно, что нечем. За услуги
