style="font-size:15px;"> Укажи мне путь, Господи…
Дом, построенный еще в начале века одним из глав полицейского управления Берлина, высился на холме; крупная брусчатка нижнего яруса создавала впечатление основательности, добротности – казалось, что дом способен простоять века, лишь слегка ветшая с течением лет, но никогда не разрушаясь полностью. Красная черепица, уже вполне современная и еще не тронутая мхом, казалась почти черной в свете придомовых фонарей. Бруно всегда включал в саду полную иллюминацию, он терпеть не мог сидеть в тишине и темноте, разительно отличаясь этой чертой от своего приемного сына. Впрочем, Филипп не мог припомнить ни единого случая, когда отец упирался, наперекор ему включая свет или музыку, когда сыну хотелось побыть одному и в тишине.
Точно так же, понимающе и невероятно терпимо, Бруно относился и к внезапно обнаружившейся к пятнадцатилетию религиозной склонности приемного сына. Старый байкер, для которого слово «черт» существовало, казалось, для связывания слов в предложении, ни единым словом не упрекнул Филиппа за его убеждения, предпочитая мирные, полные сдержанного интереса дискуссии, казалось бы, неизбежной конфронтации.
Филипп улыбнулся и тряхнул головой, вспоминая вечер, который они с отцом провели за обсуждением различий в христианских конфессиях; тем вечером Бруно признался, что верит, но точно не уверен, во что, – и шестнадцатилетний сын дотошно и методично выпытывал у него все детали его убеждений, пытаясь отнести ухмыляющегося байкера хоть к какому-то известному течению. Тогда у него так и не вышло – и не зря.
Бруно был – Бруно, ему не требовалось иных ярлыков.
Бросив взгляд на припаркованный у входа мотоцикл, МакГрегор тронул тяжелую ручку; дверь подалась под его рукой, как обычно, оказавшись незапертой, – день, когда Бруно пришлось бы бояться чего-то в собственном доме, помимо полицейского рейда, оказался бы последним его днем во главе Ангелов Ада.
– Пап, это я, – крикнул он, прекрасно зная, что Бруно все равно не услышит звука открывшейся двери сквозь оглушающий рев музыки. Сегодня это был Black Sabbath, и Филипп сразу же поймал себя на том, что негромко подпевает словам.
Ухмыльнувшись, МакГрегор прошел из холла в гостиную, откуда и доносились гитарные риффы в сопровождении узнаваемого вокала Осборна; по пути он небрежно накинул куртку на столб у основания лестницы – привычка, которая доводила до белого каления редких подруг отца, без исключения считающих себя хранительницами очага. Почему-то Бруно других не жаловал – но и надолго задержаться в отношениях не мог.
Он нарочито громко хлопнул дверью, и мужчина с короткими седыми волосами, колдующий со звуковой системой, обернулся на резкий звук, расплескав стакан виски в руке. Звуки музыки оборвались сразу, стоило ему ткнуть на кнопку пульта.
– Фил! – Бруно Хорст, глава Ангелов Ада и приемный отец Филиппа МакГрегора, совсем не походил на сложившийся в умах общественности образ байкера. Он был невысок и коренаст,
