убаюкивая. Я любила колыбельную «Гули-гуленьки» и еще «Казачью колыбельную» лермонтовскую. Почему-то мне делалось грустно, когда я пела. Я даже представить себе не могу жизнь без беби. Это тоже очень большой секрет от всех.
– Это у вас будет – не беспокойтесь! Вы еще юная, хорошенькая, найдется человек, который полюбит вас… Это-то вполне достижимо! – И, вставая, чтобы уходить, прибавила: – Каждая прачка может иметь детей. Тут даже не нужно вашего таланта и вашего изящества!
Ася почувствовала себя виноватой и свой лепет – глупым и растерянно взглянула на эту странную, немного суровую девушку. Вошла француженка и сказала Асе по-французски:
– Сейчас звонила по телефону мадам la princesse Dachkoff[37] Она вызывала мсье Сержа. Я не знала, что ей ответить, и сказала, что его нет дома.
Елочка дрогнула.
– La princesse Dachkoff? Вы знакомы с Дашковыми?
– Oh, oui! C'est une dame d'une famille très noble. Elle est maintenant la fiancée de notre monsieur Cerge[38], – ответила ей француженка.
У Елочки вертелось на губах множество вопросов, но она не решилась их задать. Ее пригласили к чайному столу, но она стала прощаться, не желая показаться назойливой. В передней, уже у порога, она отважилась, однако, спросить:
– Скажите, у этой дамы… у княгини Дашковой, не было ли среди родственников белогвардейского офицера?
– Ее муж был убит под Перекопом, – ответила Ася.
«Убит! – думала Елочка, медленно спускаясь по лестнице… – Значит, не он! Он был ранен и добит, а не убит в бою. К тому же он, конечно, не был еще женат. Ему всего-то было года двадцать два – не больше! Обручального кольца у него не было, а только перстень пажей. Как странно, что именно в семье у Аси, к которой меня вдруг так потянуло, услышала я эту фамилию!»
Глава восьмая
Мы – дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Нина считала, что она впутана в опасную игру. Она не могла изменить ни ход событий, ни своей роли в них – все развернулось помимо ее воли, но тревожные предчувствия ее угнетали.
Месяца полтора тому назад подруга ее по Смольному институту, в прошлом Марина Сергеевна Драгомирова, а ныне Риночка Рабинович, гуляя по парку Царского Села, вышла на площадь перед Екатерининским дворцом, около Лицея, и увидела двери любимой петербуржцами Знаменской церкви открытыми. Охваченная желанием перенестись в любимую ей когда-то атмосферу тишины и торжественности храма, она переступила порог почти пустой в этот час церкви. Около Знаменской иконы Божьей Матери красными пятнышками теплились восковые свечи, тихий голос читал канон. Она подошла к образу, встала на колени и на одну минуту припала головой к полу, в смутном порыве повторяя: «Господи, прости мне мои грехи! Я могла бы быть лучше, но Ты знаешь, как я была несчастна». Под грехами Марина подразумевала прежде всего то, что она вышла гражданским браком за еврея, не питая к нему
Княгиня Дашкова
О да! Эта дама принадлежит к одной из самых аристократических фамилий. Она сейчас невеста нашего господина Сержа
