и внимательней посмотрел на грядки. Чтобы это изменило? Ну не был бы он бездарным скрипачом, так стал бы каким-нибудь пропащим нищим учителем русского языка и литературы. Как не крути, все равно бы сейчас он копал лунки под огородные молитвы матери, которая всей душой упрашивала картошку вырасти большой-пребольшой. Овер обреченно выдохнул и выкопал очередную лунку.
Савелию мстительно вообразил: вместо картошки в землю закапывают концерт для фортепьяно с оркестром №5 ре мажор Моцарта, церковную сонату того же Моцарта, фестивальный марш ре мажор Луи Шпора, концерт для скрипки с оркестром ре минор Феликса Мендельсона Бартольди, оперу «Осень» Антонио Вивальди, рондо из концерта для скрипки ре минор Рихарда Штрауса, «Французскую сюиту» Франсиса Пуленка, рондо соль минор Антонина Дворжака, концерт для гобоя фа минор Георга Филиппа Телемана и так далее и тому подобное. И пусть им земля будет камнем.
И тут же точно в отместку в голове назойливо и насмешливо зазвучал не убиваемый Моцарт. Его пятнадцатый квартет пробился сквозь шумовую завесу попсы, которая доносилась с террасы из переносного радиоприемника.
Как только Савелия осознал, что любил не классическую музыку, а себя в ней, она стала раздражать и угнетать Овера, как постылая жена. К тому же ему казалось, что Моцарт и компания обманули и предали его. Оставили с картофельными лунками. А раз так, то пошли они все к Киркорову. Он с извращенным удовольствием слушал всякий ширпотребный мусор, словно пытался назло Баху, Генделю, Брамсу отморозить себе уши.
В пику Бетховену, Григу, Прокофьеву, Паганини Савелий Овер слушал бы и металлический скрежет и даже рев унитазного бачка, крути такое по радио. Будь прокляты Шостаковичи, Шопены, Шуманы, Шнитке… Будь прокляты каденция, акценты, альтерации, скрипичный ключ, аппликатура, арпеджио, бекар, бельканто, бемоль, бесконечный канон, вариации, вводный тон, вибрато, гаммы, гармонии, гетерофония, гармония, глиссандо группетто – все эти приблуды, приспособы и отмычки, с помощью которых проклятая Эвтерпа вскрывает душу, точно дверь, и вламывается в нее.
А насмешливо звучавший в голове Моцарт напомнил: «Лунки должны были быть. Их невозможно было миновать. Потому что дело не в скрипке, а в тебе самом»
– Опять частишь, – покачав головой, упрекнула мать.
Опомнившись, Савелий остановился и, посмотрев на согнувшуюся над грядкой мать, опять хотел в нее бросить что-то резкое и злое. Но тут он услышал сообщение по радио. Торопливо и бесстрастно вываливая местные новости, журналистка монотонным голосом пономаря проговорила:
– Сегодня во второй половине дня на улице Славы перед входом в ресторан «Амадей» был смертельно ранен местный бизнесмен Кедров Анатолий Дмитриевич. Возбуждено уголовное дело.
После жизнерадостной рекламы Фредди Меркьюри торжественно затянул «Мы – чемпионы». Застывший Савелий удивленно уставился на веранду.
– А я ведь его знал, – сказал Савелий и просиял.
