в Маске, – прошептала я и обратно подползла к нему. – Кто она? Что ты о ней знаешь?
Конечно, дедушка не мог ответить, но и показывать больше ничего не стал. Поднявшись на ноги, я бросила на него перепуганный взгляд и покинула гостиную. Трясло меня нехило.
Постояв пару минут на лестнице, я перевела дух и поднялась на второй этаж к Акико. Она читала книгу, лежа на кровати.
– Можно? – постучалась я.
– Конечно! – подпрыгнула та и похлопала рядом с собой. – Садись!
– Акико, я с новостями…
Ее лицо накрыла тень грусти.
– Дай догадаюсь… Мы не пойдем завтра на «Волчьих Детей Амэ и Юки» в кино? У тебя тренировки?
– Завтра мне придется уехать.
– То есть как уехать? – наивно захлопала ресничками Акико. – Куда? На сколько?
– Спортивная академия приглашает всех желающих на день открытых дверей, – сказала я. – К тому же, у них проводят специальные курсы, что-то вроде… подготовки к вступительным экзаменам. Я бы очень хотела туда съездить.
Вдруг Акико заключила меня в крепкие объятия.
– Езжай, – произнесла она. – Это же твоя мечта. Потом ты будешь жалеть, я уверена!
В глазах собрались слезы. Не только от прощания, но и оттого, что приходится лгать ребенку, который искренне желает тебе счастья.
– Но после возвращайся, я тебя буду ждать! А в кино я с Йоко схожу и ее старшим братом, они все равно звали.
– Спасибо, Акико, – обняла я сестренку в ответ. – Я тебя очень люблю.
В среду, первого августа, мы с Мизуки сели на самолет и отправились в Вашингтон. Перед пересадкой перекусили закусками, любезно приготовленными Изэнэми-сан, и через десять минут нас ожидал полет в Мекксфорд.
В салоне я смотрела в окно и наблюдала, как под нами размеренно плывут воздушные облака, отбрасывая тяжелые тени на города, речушки и пышные шапки лесов. Почему-то в голову взбрела тема денег – ведь перелеты – недешевое удовольствие (если вообще может называться таковым), и я прикинула, сколько еще потратится на перелет обратно в Уатэ, ведь Мизуки я доставать деньги запрещала и оплачивала все сама. Растраты меня вовсе не беспокоили, но пускать их под утек считалось бы поступком безответственным.
Я копила, наверное, лет с семи, в обыкновенном почтовом конверте, и не пользовалась лет до восемнадцати – дедушка запрещал, оправдывая это тем, что пока он обо мне заботится, накопленное пусть лежит нетронутым. Вскоре конверт превратился во внушительных размеров копилку. Обосновавшись у дяди, я впервые ее открыла. Брала, сколько надо, на долгие отъезды или подарки в канун праздников. На самом деле, господин Накано зарабатывал достойные деньги и много раз выручал дедушку. Когда мы переехали в его дом, он полностью перекрыл уход за Наохико, назвав это единственным условием въезда – хотя я около двух месяцев боролась взять это под свою ответственность. Поразительной щедрости человек, которому и я, и дед обязаны многим.
