уже студентка, ей вообще не до вас. А сколько прожито… Это как посмотреть. Сама говоришь: изменился. А так не бывает, чтобы человек враз менялся, все постепенно происходит, а мы до поры этого не замечаем или не хотим замечать. Вот и получается, что замуж ты выходила за одного человека, жила с другим, а сейчас он вообще третий. И сходилась ты с тем, первым, а этому последнему, третьему, ничего не должна. Чужой он тебе. Вы давно врозь живете?
– Почти год. У него квартира от отца. Бывшей жене ничего не оставил, только сыновьям. Младшему – дачу, хорошую, большую, от кольцевой дороги меньше десяти километров. Олегу – квартиру. Туда он и съехал.
– А мать его? Может, это она воду мутит?
– Нет, она Олега вообще не касается, ни советом, никак. Она вся в его брате, там дети маленькие, трое, и сноха безрукая, безвольная, легла под свекровь, в рот ей смотрит. А той только и надо – нужной быть. Кому нужна, только тот ей по вкусу. А Олег помощи ни от кого не ждет, поэтому ей неинтересен. Отец его тоже своим умом хотел жить. Они потому и развелись.
– Слушай, а может, у него кто-то есть? – оживилась подруга. – Ну, на стороне, любовница…
– Нет у него никого. Это я бы еще поняла. Я ему безразлична стала. И как женщина тоже.
– А он тебе?
– А мне обидно.
– Я не о том. Ты его любишь?
– Иногда так жалко его…
– Раз жалеешь, значит, любишь. Но ты спроси себя: нужна ему твоя жалость? Вот вытащила ты его сюда, и чем закончилось?
– Я хотела как лучше.
– Все мы хотим как лучше, по-христиански. – Подруга нашарила ногами туфли и стала втискивать в них ступни, а они у нее были широкие, с шишками у больших пальцев, и поэтому она морщилась. – А вместо благодарности известно что получаем.
Перед лицом Ольги появился кукиш, такой плотный, словно подруга только и делала на досуге, что складывала фигуру из трех пальцев.
– Пьет он! – с отчаянием проговорила Ольга. – Надо было что-то делать, хотя бы попытаться.
– Ты и попыталась. А теперь успокойся, тебе себя упрекнуть не в чем.
– Он ведь мне уступил, поехал с нами.
– И свинтил, – припечатала подруга. – Еще и гадостей наговорил. На прощание.
– Но ведь сопьется.
– Что?
– Сопьется он.
– Себя винишь? Ты эти мысли брось.
– Я ему сейчас позвоню.
– Не вздумай!
С колокольни за их спинами слетел и поплыл над островом и озером колокольный звон. Верующих сзывали на службу.
– Пора.
Они поправили платки, разгладили юбки и пошли вдоль берега, по тропинке. Подруга трещала без умолку в предвкушении того, что должно было произойти. Она так разливалась соловьем, что ее хотелось ощипать или хотя бы ущипнуть. Ольга даже пальцы напружинила, но в этот момент подруга сказала с подобающим благоговением:
– Может, сподобимся старца Иринея увидеть.
И Ольга опомнилась, подумав: «Беду
