о том, как по верованиям маори, коренного народа Новой Зеландии, зародилась жизнь под солнцем. Произошло это после соития Земли-Матери, именуемой Папатуанаку, и Неба-Отца, нареченного Рангинуи. У них родился сын Тане, которому, томимому неясными чувствами, с возрастом стало как-то совсем тоскливо. И тогда он создал женщину, слепив ее из земли и через ноздри вдохнув в нее жизнь. Эта женщина и была первым человеком. Тане назвал ее Хине-Аху-Оне. У пары стали рождаться дети – маори, то есть люди «обычные», «естественные», «нормальные», кому что нравится, это уже тонкости перевода. В память о том чудесном сотворении, о любви Тане и Хине, маори делают хонги – прижимаются друг к другу лбами и трутся носами, так они соприкасаются душами, делятся божественным дыханием жизни.
Олег вспомнил, как очень давно, он еще в школе учился, отец вдруг притянул его к себе, и он испугался, что его сейчас поцелуют, но вместо этого отец потерся носом о его нос. Тут же отстранился и буркнул, ускользая от недоуменного взгляда: «Потом объясню». И не объяснил, конечно, потому что вообще чурался доверительных разговоров с сыновьями – что со старшим, что с младшим. «Бирюк, – называла мужа их мать. – Сухарь». И была права, с этим все соглашались.
И не права… Оказывается, его отец – инженер-теплотехник с приличной зарплатой, которую он до копейки приносил домой, не ездивший с семьей в санатории, предпочитая им дачу или пустую квартиру – это важно, что пустую! – был мечтателем. Он грезил далекими островами, где люди веселы и беспечны, где мужчины рассекают океанские волны на утлых каноэ, а обманчиво доступные девушки в юбчонках из пальмовых листьев танцуют вокруг пришельцев из другого, незнакомого мира и поют им песни. Эти папки были зримым свидетельством того, что у отца была вторая жизнь – тайная, в которую не было доступа никому.
Еще одним доказательством служила личная библиотека, собиравшаяся многие десятилетия. Но доказательством не столь явным, поскольку в годы тотального дефицита книги хватали без разбору, лишь бы урвать. К тому же литературы по географии, этнографии, о путешествиях водных и земных выпускалось до прискорбия мало, поэтому в отцовской либерее главенствовали классика и присоседившиеся к ней тома современных беллетристов.
Судя по датам выхода газет и журналов, указанных на вырезках и вырванных страницах, пополнять папки отец перестал задолго до тех времен, когда Интернет вынес смертный приговор бумажным изданиям, согласившись лишь на отсрочку его исполнения. Наверное, отец перегорел или разуверился в том, что перемены возможны, а может, просто устал после главной перемены в своей жизни. А может быть, уйдя из семьи, обнаружил, что все так страстно желаемое находится не за горами и лесами, морями и океанами, не на островах, где потомки маори и сейчас делают хонги, а в «однушке» на бывшей окраине Москвы, в Медведкове.
Каждому нужен свой малый уголок, утверждал Сомерсет Моэм. Роман с таким названием тоже имелся в библиотеке отца – стоял между сочинением того же
