то я его, конечно, не знаю…
– Попробуй узнай иезуита, – вставил Хиль, усмехнувшись.
– Конечно… Я знаю в общем то, что знают все, – что он защитил два доктората, теологию в Саламанке и каноническое право где-то в Италии и считается одним из виднейших неотомистов… Пишет он блестяще, его статьи в «Критериуме» можно поместить в любую антологию. А вообще мне он, по правде сказать, не особенно симпатичен.
– По правде сказать, мне вообще не особенно симпатичны попы, – сказал Хиль, потягиваясь. – Бог меня прости, но это так. Попы вообще и иезуиты в частности. Ну, я иду за пивом.
– Сиди, я принесу! Мне нужно разменять деньги.
Пико собрал пустые бутылки и ушел. Хиль закурил сигарету и, щурясь, стал смотреть на искрящуюся в просветах зелени реку, по которой медленно скользил с поднятыми веслами длинный гоночный скиф. Черт возьми, какие все же у этой Монтеро удивительные глаза – такая необыкновенная окраска радужной оболочки…
В это время девушка в коротком теннисном костюме и белом картузике с зеленым целлулоидным козырьком поднялась на террасу, весело размахивая ракеткой, и остановилась в замешательстве, увидев за своим столиком незнакомца. Почувствовав на себе ее взгляд, Хиль оглянулся и широким жестом указал на стул.
– Прошу! – крикнул он. – Сеньор Ретондаро пошел за выпивкой, сейчас вернется.
Девушка подошла и, кивнув Хилю застенчиво и высокомерно – тот с любопытством оглядел ее ноги, – села за стол, положив перед собой ракетку.
– Будьте как дома, – продолжал он, – все равно я вас знаю. Вы учитесь в лицее, верно?
– Верно, – подтвердила она, чуть приподняв брови.
– Ну вот, а меня зовут дон Хиль, только у меня нет зеленых штанов.
У девушки были красивые руки с тонкими пальцами, нежный румянец и чуть раскосые глаза креолки. Несмотря на все это, Хилю она не понравилась. Неженка и ломака, решил он, типичная недотрога из Баррио Норте12.
– Вы, вероятно, друг Пико? – спросила она, явно не зная, о чем говорить, но чувствуя неловкость молчания. – Боюсь, он тоже изводит вас разговорами о политике… Это, похоже, единственная тема, что его вообще интересует.
Хиль медленно выпустил длинную струю дыма и откинулся назад вместе со стулом, балансируя на задних ножках.
– А вот и не угадали! На этот раз, представьте себе, мы с ним говорили не о политике. Сукин сын уговаривал меня не делать аборты – это, мол, незаконно. Крючкотвор, что вы хотите… В голове одни параграфы. Насчет легальной стороны дела не спорю – что незаконно, то незаконно. Но с другой стороны – жить-то надо? Вот чего он не учитывает. А платят врачам мизерно. Жаль, не было вас, —продолжал он, наслаждаясь ее растерянностью, – впрочем, он сейчас вернется, и мы продолжим.
– Послушайте, если вы собираетесь пробовать на мне свое остроумие, то я лучше встану и уйду. Я не люблю таких разговоров, дон Хиль.
– Один – ноль в вашу пользу, – поклонился Хиль. – Какие же разговоры вы любите? О цветах и поэзии?
– Вы
Северный район – аристократическая часть Буэнос-Айреса.
