Ни сожаления, ни брезгливости, ни страха почему-то не было. А было лишь безразличие – словно не ее только что сделал женщиной едва знакомый, по сути, мужик и не ей назавтра пора умирать.
Умереть Янке полагалось уже давно – когда на поезд с гродненскими беженцами упали авиабомбы. Они умертвили маму, младшую сестренку, обеих теток – маминых сестер и пятерых их детей. Янка до сих пор не могла понять, как получилось, что она в числе немногих спасшихся уцелела и получила два года отсрочки. Жуткие, голодные два года, пропитанные ежедневным страхом и безнадегой. Чужие, грубые люди вокруг. Нехорошие взгляды парней и мужиков. Раны, контузии, смерть. Отсрочка… А теперь и ей наступает конец.
В декабре ей исполнится восемнадцать. Исполнилось бы, поправилась Янка. Бесполезные и бессмысленные восемнадцать лет, прожитые кое-как, в бедности, а после смерти отца и в нищете. Обноски с чужого плеча, ежедневная картошка и каша, молоко и масло по выходным, мясо по праздникам. Потом война, гибель родных, промозглые землянки в снегу, снова голод и кровь. Янка усмехнулась криво, и накатившая горечь опять сменилась безразличием. Жизнь не по справедливости обошлась с ней. И, по всему видать, устыдилась. А устыдившись, позвала на выручку Смерть.
Алесь Бабич опустился на корточки, достал из-за пазухи потрепанную, перетянутую аптечной резинкой колоду карт и взглянул на рассевшуюся в метре напротив Смерть.
– Сыграем? – предложил он.
Смерть откинула капюшон, в пустых, высеребренных луной глазницах Бабичу почудилось удивление.
– На что же? – спросила Смерть.
Бабич сглотнул слюну, сорвал с колоды резинку, отбросил в сторону.
– Я в жизни не верил попам, – сказал он. – Ни в рай, ни в ад, ни во что. Но получается, что раз есть ты, то и они тоже есть, так?
– Допустим, – усмехнулась Смерть. – И что с того?
Алесь с трудом подавил внезапное желание перекреститься.
– Ставлю душу, – выпалил он. – Если проиграю, гореть ей вечно в аду.
Смерть задумалась. С минуту молчала, затем сказала:
– У тебя и так немного шансов мимо него проскочить. Впрочем, такие вопросы решаю не я. Допустим, я соглашусь. Что же мне ставить?
– Девчонку ставь, – дерзко ответил Бабич. – Играю душу против девчонки. В очко, в один удар. Устраивает?
Смерть вновь усмехнулась.
– У меня редко выигрывают, – сказала она. – Мало кому это удавалось. Почти, считай, никому. Но изволь, я подарю тебе шанс. Банкуй.
Бабич принялся тщательно тасовать колоду. Татуированные перстнями пальцы скользили вдоль торцов, врезая карты одна в одну, опробуя их, ощупывая. По неровности на рубашке Алесь подушечками пальцев определил пикового туза, счесал вниз. За тузом последовал бубновый король.
– Срежь, – протянул Бабич колоду.
Смерть
