я смогу увидеть семью? – подняла я глаза.
Он сплел пальцы и ответил:
– Мои возможности велики, но не безграничны. Я не могу усыновить все ваше семейство.
Я не сдержала смешка.
– Этого не требуется. Просто отпустите меня в Эдинбург.
– Разве я держу тебя силой? – выгнул он бровь.
– И я могу завтра купить билет?
– Завтра не получится. Вы возвращаетесь в колледж, – откинулся он на спинку дивана.
Господин Николас снял галстук и ослабил ворот. Темная ткань рубашки натянулась от движения и обрисовала сильное тело. Я вдруг поняла, что Холд-старший не просто отец Элизабет и наш маршал, а красивый, очень красивый мужчина. Неудивительно, что женщины теряют от него голову.
Смутилась от этой мысли. Отвела глаза.
– Все жители империи, отправляющиеся в Эдинбург, обязаны получить разрешение на посещение закрытой провинции. Холды – не исключение. Северяне имеют соответствующий вкладыш в паспорте, – тем временем лениво продолжал маршал. – Но ученический билет такой отметки не имеет и не позволит вам беспрепятственно проехать к родителям, а ваш паспорт будет оформлен на новое имя. Когда вы ехали в колледж, вы имели при себе приглашение на обучение. Никому и в голову не пришло проверять ребенка.
– А если бы проверили? – похолодела я.
– Вернули бы обратно. В империи не наказывают детей.
Я устало потерла глаза.
Мне нечего было возразить Холду, все сказанное им казалось логичным и оправданным. Но мысль, что я не смогу увидеть маму и мальчишек, разрывала мое сердце на части. Почему взрослые думают, что могут выбирать за детей? Почему их «так будет лучше для тебя» часто становится трагедией для ребенка?
Что ж, теперь многое становится ясным.
– Знаете, почему приглашение на императорский бал стоит целое состояние? – взъерошил мужчина короткие волосы.
– Нет, – хрипло ответила я, мимоходом отметив, как смягчила его черты небрежность.
– Потому, что всякий посетитель может подать прошение императору. Попросите его о посещении Эдинбурга, а еще лучше – просите отменить указ о запретах, касающихся вашей семьи.
– Это было бы чудесно, – согласилась я, – только прежде, чем просить, неплохо было бы знать, за что наказали Бонков.
Господин Николас улыбнулся краешком рта.
– А ты не догадываешься?
В его тоне не было и тени удивления от того, что дочь изгнанников ничего не знает, лишь удовлетворение от этого факта. Я вспомнила скомканное прощание с папой и охранника, прервавшего наш разговор, строгое «без глупостей» господина Холда и с грустью подумала, что совсем ничего не стою против опытного в политике и интригах маршала.
В информационном вакууме, которым окружили меня в пансионе и в семействе Холдов, сделать неверные выводы было слишком
