случай опускаю глаза. Мол, я тут совсем не причем, стою, смотрю на землю…
– А третий правил… – медленно протягивает он. – Не смейт огрызайться и подшучивайт над немецкий солдат, который быйт к фам добр и дарийт столько фажных благ! Ви с этот день делайт все, чтобы немецкий солдат жийт в счастье!
Я невольно хватаюсь за тощего высохшего парня рядом, чтобы не свалиться в бессилии. Он коротко смотрит на меня, едва заметно кивает и вновь обращает все внимание на немца с бульдожьими щеками.
Но тот больше ничего не говорит. В который раз обходит нашу шеренгу, а я за версту чувствую, как от него пахнет хозяйственным мылом. Уже нет сил бояться, нет сил подстраиваться под чьи-то желания, нет сил терпеть и ждать. Даже думать сил не осталось. Только бы уснуть. Улечься и наконец задремать вне молотящего по рельсам вагона, вне дикой улицы или чужого поля.
Как же я устала…
Да, немец ничего нам больше не говорит. Зато поднимается другой – тот, что сидел на стуле и смаковал папиросу. Медленно так встает, бесшумно совсем, отряхивает мундир от пепла, тушит сигару и неспешно подходит к офицеру с бульдожьими щеками. Я неожиданно замечаю, как последний в секунду бледнеет и пытается выпрямить спину. Да, похоже, чинопочитанием грешат и немцы, а этот – далеко не самый главный здесь командир, каковым себя красочно расписал.
– Еще хилее рабочую силу достать нигде не могли? – курящий вздергивает брови, а я замечаю в его глазу что-то странное…
У него родинка! Прямо в глазу! Или это радужка так странно окрашена: ярко-синяя, лишь небольшое коричневое пятно, словно ржавчина, уродует глаз. И этот самый изъян почему-то пробивает меня до дрожи. И тон, и взгляд… Офицер не говорит длинных речей, не запугивает нас и не зачитывает правил, но именно из-за его поведения я вдруг резко понимаю, что не хочу спать, впиваюсь ногтями в собственные запястья и задерживаю дыхание.
– Извини, оберштурмбаннфюрер, но я их поимкой не занимался, – отвечает немец с бульдожьими щеками. И – ужасно удивительно – он умеет не орать!
– С теми, кто занимался, я еще поговорю. Что за трупов завезли? Они на ногах не стоят, о какой работе речь?
– Даже слабая лошадь будет нестись галопом, если два раза хлестнешь ее кнутом.
От такого высказывания я вздрагиваю.
Офицер смеется. Кивает:
– Верные мысли, верный настрой. Держи вожжи крепко.
– Постараюсь, оберштурмбаннфюрер. Каковы дальнейшие распоряжения?
– Если хочешь услышать от меня что-то новое, то зря надеешься. В сарай их брось. Баню растопите. От них воняет хуже, чем от выгребной ямы, а ты же знаешь мое к этому отношение. Каждый раз я должен повторять одно и то же?
– Слушаюсь, оберштурмбаннфюрер.
– В последнее время ты делаешь это слишком вяло. Если не дашь им понять, кто свинья, а кто хозяин – добром это не закончится точно. На поводке их держи. Желательно – коротком. Надо будет – сапогом
