и болтала с Сэм минут пятнадцать, как будто и не платила ей за то, чтобы она присматривала за малышом. Элизабет расспрашивала ее обо всем – о ее творчестве, путешествиях, планах.
Бывая там, Сэм часто притворялась, что этот дом принадлежит ей, и этот ребенок тоже. Она подходила к книжному шкафу, где стояли экземпляры книг Элизабет в твердом переплете и несколько их же переводов на разные языки, и представляла, каково это – добиться чего-то в таком духе. Сэм подумала, что среди прочего почувствовала бы облегчение.
Ей нравилось мыть руки в туалетной комнате на первом этаже, окруженной мягкими белыми полотенцами и обоями с рисунком из огромных зеленых листьев. Мыло пахло пионом. Сэм чувствовала себя лучшей версией себя всякий раз, когда им пользовалась.
Она спросила у Элизабет, где его можно купить.
Элизабет пожала плечами и сказала, что не может вспомнить.
– В аптеке, наверное, – предположила женщина.
В этом была вся она – непринужденная, лишенная притворства.
Элизабет хорошо выглядела, не прилагая к этому никаких усилий. Она почти никогда не красилась. У нее была фигура стройного юноши, тело, о котором Сэм мечтала всю свою жизнь. Из них двоих, это Сэм выглядела так, как будто родила пару месяцев назад. Ей хотелось стать такой женщиной хоть на день, хоть на час. Женщиной, которой не приходилось расстегивать пуговицу на джинсах, чтобы не слишком сдавливало живот, когда садишься, или терпеть унизительное подпрыгивание груди на пробежке.
Сэм однажды заметила Элизабет в городе, когда они с Изабеллой гуляли по центру. Изабелла проследила за взглядом подруги и спросила:
– Это кто?
– Мой босс, – ответила Сэм.
– Ты собираешься подойти поздороваться?
– Нет.
– Она милая.
– Пожалуйста, отстань от ее.
– Сколько ей лет? Она ровесница Клайва?
– Нет, – ответила Сэм. – Не знаю. Думаю, постарше. Она замужем и с малышом.
– У моей мамы в возрасте Клайва уже был восьмилетний ребенок, – возразила Изабелла.
– Не говори мне об этом.
Друзья Элизабет присылали экстравагантные подарки. Писатель, которого она представила своему агенту, в знак благодарности отправил ей коробку трюфелей из шоколадного бутика на Манхэттене. Как-то раз ее лучшая подруга прислала букет цветов в стеклянной вазе просто потому, что у Элизабет был неважный день. Все это, похоже, не производило на нее особого впечатления. Когда привезли огромную коробку из Уильямс Сонома, Элизабет не открывала ее неделю.
Даже кубики льда у нее были самыми красивыми, которые Сэм когда-либо видела. Их форма была идеальной, в отличие от мутных ледышек из холодильников обычных людей.
Утром в понедельник, открывая холодильник, чтобы достать бутылочку Гила, Сэм увидела остатки воскресного ужина: запеченный
