для работы. Надо переходить в надомницы: матрёшек разукрашивать, вязать шапочки, переводить что-нибудь с другого языка, в конце концов. Если Белка меня не бросит, можно выжить. С будущей профессией социолога надо тоже что-то придумать. Ходить по домам к бабулечкам я не смогу – у них серванты, в сервантах чашки. Но, кстати, есть же социологические опросы, их же кто-то обрабатывает, анализирует, пишет длинные отчёты. Вот этим «кто-то», наверное, я и буду. Никто тебя не трогает, сиди себе в кресле с ногами и строчи на ноутбуке.
– Маш???
Я обернулась. О господи! Только его не хватало!
– Я тебя не сразу узнал. Приветики.
…Он совсем не изменился. Такой же красивый, подлец. Светлые волосы, глаза синющие. Ещё выше, кажется, или это я уже книзу расту.
Мы с Белкой сотню раз репетировали тот самый миг, когда я увижу его снова. Белка настаивала на том, чтобы обязательно прищуриться, как если бы присматриваешься, и попросить напомнить имя-фамилию.
– Лёша?
Я не была уверена, получилась ли у меня интонация такой, какую мы проигрывали с Белкой. Скорее, наоборот. Я не переспрашивала, просто выдохнула его имя.
– Классно выглядишь! Костюм, причёска… По-взрослому. – Он даже присвистнул.
Я знала, что он лукавит, – я была жёлто-сизая, как будто меня долго душили удавкой и били бутсами по печени.
– Да уж, – с трудом выдавила из себя я. – Красота неземная.
– Ты как здесь оказалась? – Лёшка дотронулся до моей спины, чуть отодвигая меня в сторону от прохода, чтобы выходящий из лифта поток людей не сшиб меня. Эдакий заботливый жест.
Все продуманные диалоги выветрились из головы, а состояние моё было таким, что язвить, а тем более убивать его, совсем не хотелось. Достаточно того, что мы с Белкой в последней книге насадили его на рог единорога (да-да, именно так, как когда-то при Иване IV сажали на кол).
– На собеседование приходила.
– Ух ты! А в какую фирму?
– «Дельта Лайф».
– Страховщики?
– Угу.
– А что у них за вакансия?
– Секретарь со знанием английского.
– Ну и как всё прошло? Возьмут на работу?
– Скорее всего, нет.
– Почему ты так решила?
– Девичья интуиция.
Мы болтали так, как будто и не было этих двух лет, а с ними не было обиды и предательства.
– Да ну тебя! – Лёшка засмеялся. – Ты всегда была перфекционисткой, и оттого пессимисткой. Тебе отказали уже?
– Нет пока.
– Ну и расслабься. Может, возьмут. Не нагнетай!
Он всегда был лёгким, этот Лёшка. За лёгкость я и влюбилась в него. Хотя, конечно, за глаза синие тоже. Когда я описала его в нашей книге, точь-в-точь как в жизни: и рост, и фигуру, и весёлый нрав, и глаза с задорной «хохотинкой», редактор сказала:
