указание, но передумал. Посчитал, что и так достаточно, а банальная грязная «наркота» в этом деле может кого-то навести на ненужные сомнения и размышления.
– Вы остыньте и постарайтесь превратить себя в человека, – спокойно попросил Максим и, не дожидаясь реакции подполковника, пошёл к подъезду.
Жмыхов проскрипел зубами, провожая его уход взглядом, в котором не скрывалось предвкушение мести, и громко распорядился, обернувшись к машине:
– Дождёшься группу здесь, никуда не уезжай.
Но заходить в подъезд Михаил Анатольевич не спешил, дожидаясь, когда этот молодой тип с первого этажа наверняка зайдёт в свою квартиру. На глаза Жмыхову попалась неухоженная мрачная старушенция, и он прикрикнул на неё:
– Чего встала? Иди, вари свои щи.
– Из такой свиньи, как ты…. Да, с удовольствием бы, – тихо пробормотала баба Паня, чтобы тот не услышал, и осталась стоять у своего подъезда.
Баба Паня от начала до конца была молчаливым свидетелем этой свары и слышала каждое слово. Надо сказать, что она брезгливо и с неприязнью относилась к людям в милицейской форме, потому что однажды ей пришлось с ними столкнуться напрямую, после смерти сына. Никто из них тогда толком ничего не объяснил ей об обстоятельствах смерти её мальчика, а один капитан даже грубо отпихнул её и наговорил много гадких слов. Так что, мнение об этих органах власти у бабы Пани сложилось твёрдое, и она больше не хотела иметь с представителями этих органов никаких контактов. Один раз даже участкового за порог не впустила; ответила на его вопросы через дверь и пожелала тому сменить работу. А сейчас старушка очень сильно переживала за Максима. Она подумала, что зря он так бойко схлестнулся с этим форменным развратником. «Ведь все возможности есть у этого упыря, чтобы кого угодно наказать, – размышляла она. – Но как же здорово Максимка выставил его дураком. Красиво, чёрт побери!», – восхитилась в душе баба Паня и тут же принялась просить у Господа прощение за «чертыхание».
Маргарита Николаевна отошла от окна и включила на кухне свет. Она не могла ничего слышать, поскольку не открывала даже маленькой форточки, но сцена во дворе её немого тронула. Милицейская машина. Какие-то мужчины чуть не подрались. Она не ожидала, что в этом доме могут вспыхивать такие безобразные страсти.
Светлана Александровна заметила, что сын возвращается в подъёзд, и повела Милу на площадку к своей квартире, где Максим к ним и примкнул.
– Максим, чего он от тебя хочет? – с волнением обратилась Добротова.
– А что хочет от нас всех власть имущая, тёть Мил? – отвечал он бодро, но с нескрываемым раздражением. – Она желает, чтобы мы были глухонемыми и, желательно ещё, незрячими. Вы разве не видите, как мы им мешаем править государством.
– Зачем ты это сделал? – тихим голосом спросила мать, когда он немного успокоился.
– Не знаю, мам, – пожал плечами Макс, – но такого беспредела не должно быть рядом с простыми людьми.
– Ну,
