я говорю, – повышенным тоном обратился он к жене.
Она повернула в его сторону только лицо и спокойно ответила:
– Я и так тебя внимательно слушаю, но если я буду ещё и глазеть на тебя, то сгорят котлеты.
– Да, к чёрту твои котлеты! – рявкнул Жмыхов и злобно бормотал, уходя с кухни: – Я их жрать не буду. У человека радость, а она послушать не хочет.
В широком коридоре он столкнулся с дочерью, которая лениво шла узнавать у матери: что с ужином. Схватив её за плечи и, слегка встряхнув, Михаил Анатольевич спросил:
– Ты-то хоть рада, что у тебя такой папка?
– Конечно, – с равнодушием ответила юная леди.
– Дочь, я из тебя принцессу сделаю! – заявил с коньячным перегаром Жмыхов и стал целовать её в щёки.
– Обязательно, – прозвучало с тем же равнодушием, и девушка чуть брезгливо отстранилась от отца, прошла в кухню и о чём-то тихо спрашивала мать.
Руки подполковника обвисли, как мокрые тряпки, и сам он весь ссутулился до невозможного образа. Он с трудом понимал, что с ним сейчас такое происходит и что с этим состоянием делать дальше. Невыносимая тоска и злоба накрыли его. Он почувствовал себя ненужным посетителем, оказавшимся по случайности не в том месте и не в то время. Ему хотелось бежать отсюда, от этих чёрствых особей женского пола, зацикленных только на себе. Униженный Жмыхов стоял в коридоре и жалел: зачем он не остался у Юрки в гостиничном номере, ведь тот ему предлагал. Первая возникшая у Михаила Анатольевича идея и была, как раз, вернутся в гостиницу, но, представив, с каким неприятным осадком он вновь встретится с другом, он передумал. Озлобленный на весь мир подполковник милиции обулся, набросил на себя китель и вышёл из квартиры, смачно хлопнув дверью, чтобы эти две куклы поняли, с каким негодованием он уходит.
Выйдя из подъезда, он достал мобильный телефон, вызвал служебную машину и стал ждать, прохаживаясь пасмурной походкой от подъезда к подъезду, разбираясь в своих хмурых мыслях. И вроде бы стоит посочувствовать в данной ситуации Михаилу Анатольевичу, но он относится к тому типу мужчин, которые считают, что даже такое неприятное душевное состояние находится под их контролем, и постороннему лицу лучше в него не влезать. А рассуждения его были примерно такими: – сколько же он добра сделал, для этих двух «поганок», от которых настоящей благодарности никогда не дождёшься. Когда же они научаться его ценить? Со всеми своими проблемами они первым делом бежали к нему, и он-то их умел выслушивать, и чем мог, помогал. А сейчас, когда он пришёл домой в радости от встречи с другом и нахлынувших воспоминаний, разделить эту радость не с кем. Это же так просто: выслушать, понять, и можно ничего не говорить, а только улыбнуться. А если он – подполковник милиции, допустим, принесёт семье какие-нибудь служебные проблемы, то чего тогда ждать от этой семейки? Эти «сонные тетери» встрепенуться, и будут шарахаться от него по углам, как от заразы? Жмыхов сделал неутешительный вывод, что его личные чувства никому не нужны. Так пусть же и его бабы катятся ко всем чертям, хотя бы на время.
