поднимут, – и зло спросил Краснова, считая, что если бы он не появился, то Радеев наверняка был бы жив: – Собственно, что ты здесь до сих пор?
– Я… – начал говорить Краснов, но махнул рукой и побежал вдоль окопа на свою позицию, теперь уже не пригибаясь.
Потом, действительно, корниловцев подняли в контратаку, увы, бесполезную, и они опять отошли в свои окопы. На рассвете красные опять сильно нажали, и белые отошли к Юшуни, а Андрей Радеев так и остался лежать в крымской земле.
Теперь, после того, как Милана вспомнила последние слова своего брата, сказанные ему перед смертью, Сергей Сергеевич ответил:
– Отказываться не стану. Буду в гостиной через полчаса.
Без семнадцати дней сорокалетний красавец-мужчина – г-н Алябьев, одетый с иголочки, появился в гостиной ровно через тридцать минут. Тут находились двое господ, сидящих друг напротив друга в глубоких креслах. Один из них, супруг Миланы, – Этьен де Маршаль, в меру симпатичный, в меру упитанный, по своей натуре весьма жизнерадостный человек, о чём-то тихо беседовал с седовласым худым старичком, с лица и фигуры похожим на голодного грифа, с одежды – на сытого торговца чёрной икрой. Было в его костюме богатое, добротное, и даже как будто деньгами от него пахло, а, судя по массивному перстню с синим бриллиантом, так в крупных купюрах.
– Простите, господа. Задержался, – повинился Алябьев.
Де Маршаль вскочил, подошёл, пожал другу жены руку:
– Ничего, Серж! Ничего! Всякое случается. Собственно, в том наша вина: мы с Миланой думали, что ты приедешь на автомобиле. – И затем представил Алябьеву своего визави, тоже поднявшегося из кресла и подошедшего к ним: – Господин Тетерин, твой соотечественник.
Соответственно, Тетерину он представил и Алябьева. Старичок-гриф чуть-чуть поклонился и протянул Сергею Сергеевичу сухую ладонь:
– Дмитрий Иванович – тёзка Менделеева, но не Менделеев.
Глазки у старичка были колючие и какие-то плоские, как острия двузубой вилки. Пока Тетерин пожимал руку Алябьева, он медлил и очень-очень пристально всматривался в его лицо, а потом, разорвав рукопожатие, словно оставшись довольным от увиденного, он также сухо улыбнулся, и глаза его будто отупели и стали оловянными.
Мсье де Маршаль дал понять, что выполнил свою миссию:
– Не стану вам мешать, господа, – сказал он и ушёл в соседнюю комнату.
– Приступим к делу? – предложил «но не Менделеев», и теперь он явно торопился.
– Пожалуй, – согласился Алябьев. – Ещё раз прошу простить меня за ваше ожидание.
– В сегодняшнем случае оно оказалось для меня даже полезным, – ответил Тетерин, но почему полезным, не пояснил. – Итак, – начал он, – я буду говорить откровенно, насколько это возможно. Милана Игоревна охарактеризовала мне вас, господин Алябьев, как честного и порядочного человека. Это верно?
– Для Миланы Игоревны я, возможно, такой и есть, но это не значит, что я буду таким для кого-то другого, – не обнадёживая старичка, ответил
