Галина, изловчившись, незаметно пнула идиота под столом – заткнись! – но что такому кабану интеллигентный женский пинок? Он спокойно продолжал.
Серце в’яне спiваючи,
Коли знає за що;
Люде серця не побачать,
А скажуть – ледащо!
Кохайтеся ж, чорнобривi,
Та не з москалями,
Бо москалi – чужi люде,
Знущаються вами…[22]
Ольга сидела красная, как свекла. Декламация могла растянуться надолго, поэма-то немаленькая. Чтобы спасти положение, Галина решилась на крайние меры. Встала, взяла со стола блюдо с жарким и елейным голосом (уж Константин-то прекрасно знал, что кроется за этой елейностью) предложила:
– Костю[23], положить тебе еще подливы?
– Нет, спасибо, – ответил бывший муж, оборвав декламацию на полуслове.
Понял, что рука у Галины непременно дрогнет, и горячая подлива окажется не в тарелке, а на брюхе. А то и все блюдо можно опрокинуть как будто случайно. Все равно там мяса уже нет, одна подлива и осталась.
С кого другого было бы достаточно пакостей для одного вечера, но не с Константина. Обратив внимание, что Ганнуся дичится (а как ей не дичиться, дети, они ведь не все еще понимают, но все чувствуют, в том числе и накал атмосферы), так вот, обратив внимание на Ганнусю, Константин покачал головой и выдал:
– А у ребенка-то явные проблемы с общением, – вот так, в третьем лице о родной внучке и с обескураживающей прямотой. – Ну да, у психологов обычно самые запущенные дети.
Ольга дернула щекой, погладила Ганнусю по голове и сказала как ни в чем не бывало:
– Анечка у нас общительная. Но кроме того, она еще и скромная, воспитанная девочка. Не лезет во взрослые разговоры, не стремится завладеть всеобщим вниманием. Она лучше промолчит, чем глупость скажет.
Галина поставила невестке за выдержку семь баллов по пятибалльной шкале. А уж как хороша была последняя фраза! Уела свекра, как есть уела, и так деликатно, что и ответить нечего – полным дураком выставишься.
– Не мырыгуй ня![24] – сказала Галина.
Сказала негромко, будто про себя, намеренно не глядя на Константина, но кроме него понимать западный диалект было некому. Дошло. Заткнулся, надулся и до ухода говорил мало, только на вопросы отвечал. На прощание полез было к Галине с поцелуями, но она увернулась и снова сказала на захиденском[25]:
– Мачку свою цьомай![26]
Что за вольности? Статус бывшего мужа и вынужденного гостя (черта с два она бы его пригласила, если бы не приезд сына) не дает права так себя вести. Есть жена, кудесница, рукодельница, на все руки мастерица, вот ее и целуй. Про жену Константина слухов по Киеву ходило много. Если хотя бы десятая часть была правдой, то Константину полагалось рогами притолку сшибать. Закономерно. Тридцать лет разницы, да и что тоненькой хрупкой розочке может дать эта толстая противная жаба? В смысле удовольствия, прочие выгоды
Любитесь, чернобровые,
Но не с москалями,
Москали – чужие люди,
Причинят вам горе.
Москаль любит шутя,
Так же шутя бросит;
Уйдет в свою Московию,
А девушка погибнет.
Ладно бы еще сама,
А то ведь и старой матери,
Что родила ее на свет божий,
Придет погибель.
Сердце увядает от песни,
Когда есть причина;
Люди сердца не заметят,
А скажут – дурачина!
Любитесь же, чернобровые,
Но не с москалями,
Москали – чужие люди,
Издеваются над вами».
(Тарас Шевченко. «Катерина»,
Звательный падеж от Кость (украинское сокращение от имени Константин).
Не нервируй меня!
На западноукраинском (от слова «захiд» – запад).
Кошку свою целуй
