и приблизила свое лицо к моему, – я сделаю все, что от меня зависит, попробую убедить директора и других родителей, что ты не опасен. Прошу, докажи это, не подведи меня!
– Конечно, мам! – охотно согласился я – учитель, показав мне прошлое, затих и не показывался уже несколько дней.
– Игорь, я серьезно. – Лицо мамы оставалось непроницаемым. – Не дай ему вырваться.
– Так ведь та бабка его выгнала, – решил съехидничать я и получил подзатыльник.
– Ты меня понял, – констатировала мама.
– Понял.
В класс я вошел с опаской, все еще помня слова учителя о том, что хороших людей не бывает. И хоть верить в это я категорически отказывался, осадок остался.
Мерцающие лампы гудели сильнее, чем светили, и класс пребывал в утреннем зимнем полумраке. За окном раскачивались на ветру сосны, стряхивая с вечнозеленых лап снежную крошку. Деревянные парты с вырезанными на них шутками и картинками, доставшимися от прошлых выпускников начальной школы, выстроились ровными рядами и ждали шумную ватагу повзрослевших за полгода первоклашек.
В кабинет я шагнул первым, скрепя сердце, и с облегчением выдохнул – было время принять безмятежный вид и настроиться на нужный лад. Я кинул портфель на последнюю парту возле окна, сложил на него руки и голову и уставился в окно. Поднималась метель, скрывая лес, единственное место, где не нужно было скрывать свою отвратительную, но необратимую суть.
Минуты продвигались вперед медленно и тягуче, так что я даже успел задремать. Разбудил меня пронзительный девчачий крик, способный поднять даже мертвого.
– Ты? – Маша верещала так, что уши закладывало. – Ты что здесь делаешь? Мама сказала, что тебя исключат.
Я поднялся навстречу девочке, ниже меня на голову, и она в страхе отпрянула, выставив вперед тонкие руки.
– И что же я такого сделал, что меня исключат? – спросил я с издевкой, повинуясь импульсам учителя и надвигаясь на бедняжку.
– Ты пытался заставить меня выйти в окно!
– И ты это помнишь? – На моем лице против воли заиграла самодовольная ухмылка.
– Нет, – прошептала девочка. – Но мне сказала мама. И все видели! – Последние слова она выкрикнула уже у самых дверей.
И тут в освещенное тусклым светом помещение с портретами поэтов на стенах ввалилась большая часть нашего класса. Мальчики замерли, прикрывая собой толпящихся девчонок, словно я был диким голодным зверем, готовым вот-вот броситься на выбранных жертв.
– А вот и наш урод! – донеслось из толпы.
С Витей у меня не сложилось сразу – он будто был моей противоположностью: белобрысый и приземистый, с огромными для семилетки кулаками и хитрым прищуром голубых глаз. Его любили одноклассники: балагур и заводила, он всегда находил нужные слова, чтобы вести за собой остальных, придумывал игры, устраивал импровизированные соревнования. Меня же он всегда называл чудилой, и с этим я не пытался спорить
