раз! раз! И лежит, голубчик. Великолепно… Послушайте, так вы приемами владеете? Откуда это, скажите на милость?!
Помощник, смущенно посмеиваясь, спросил:
– А вы, случаем, не монархист?
– Я? Ха! А вы не знаете, что за репутация у нашего института?..
Что верно, то верно: даже на фоне испокон веку либерального студенчества за питомцами Психоневрологического института тянулась слава самых отчаянных социалистов.
И помощник машиниста признался: был у них в депо один агитатор, социал-демократ. Умел найти подход. Однажды заявил, что знает секреты японской борьбы «джиу-джитсу» – не поверили ему, подняли на смех. А он будто того и ждал. Не верите?.. Ну, хорошо, давайте покажу. И показал, да так, что у всех глаза на лоб полезли. Парни-то подумали: чепуха, попробовали взять на силу, а кувыркнувшись пару раз, обалдели, раззадорились – а этот лишь посмеивается: что, говорит, слабо, пролетарии?.. Ну, тут уже ребята шутки в сторону, попытались всерьез взяться, а он опять двух-трех раскидал как котят. И вновь смеется: так-то, пролетариат, учись!..
– …неглупый дядя, – помощник высморкался на ходу в грязноватый платок, – нашел путь к рабочей массе. После этого ему в рот смотрели. Ячейка возникла, Маркса взялись штудировать, и вроде как Плеханова с Лениным…
– А! Так вы еще и социал-демократ?
– Да Боже упаси! Политикой не интересуюсь. Вот наука – другое дело… Но джиу-джитсу штука важная, понравилась мне. Я из этого пропагандиста нашего все что мог постарался выжать. Как видите, не зря.
– Да, верно… Вот сюда, подворотней пройдем. Бр-р, ну и погода же, чтоб ей черт!.. Нашел местечко для столицы Петр Алексеич, ничего не скажешь. Уж лучше мороз так мороз, чем эта слякоть чухонская!
И правда, все окутал ледяной туман, городские огни как-то болезненно мерцали сквозь сырую мглу. Двое давно свернули с оживленной Сенной, шли по безлюдным теснинам дворов-колодцев, и со стороны могло показаться, что движутся они по призрачному царству, даже звук их шагов поглощал ночной студень, порожденный зимним дыханием Финского залива.
Хмельной подогрев постепенно выветрился, оба умолкли. Шли быстро, рядом, но будто бы не вместе, каждый сам по себе, как бы завернувшись в свое молчание. О чем думали?.. Кто знает. Помощник машиниста вполовину спрятал лицо в поднятый воротник, фуражку сдвинул вперед – не разглядеть. Студент же как-то странно отвердел лицом – в трактире оно гляделось моложе и округлее, а здесь осунулось, заострилось, резче выступили скулы; исчезла общая готовность к быстрой улыбке, ловкому ответу – казалось, этот человек вряд ли бы стал шутить, даже просто легко, учтиво говорить… Он и никак не говорил. Молчал и спутник, вопросов не задавал, считая это излишним. Сказано – недалеко, стало быть, недалеко.
Так и вышло. Свернув в очередной двор, студент оживился, воскликнул:
– Ну, вот и пришли!
Он взбежал на крыльцо, сиротливо освещенное одинокой лампочкой, скрежетнула дверная пружина:
– Прошу!
Стали
