– и вот за окном снова город; во тьме, но город, едва различимые стены и крыши – может, самый странный город на Земле, порожденный из ничего волей и прихотью одного человека – фантом, видение, возникшее в диком краю лесов, болот, гнилых испарений – но вдруг зацепившееся за этот край бытия и начавшее расти, расти, жить уже своей жизнью, вовсе не похожей на жизнь своего создателя, вбирая в себя судьбы тысяч, миллионов людей, разбухая от них, и живых и ушедших – те ушли, а линии их судеб тянутся и тянутся, уходят в будущее, и никто не знает, как схлестнутся там с судьбами живых и еще не рожденных…
Тьфу ты, черт! Вновь наваждение какое-то!
Он точно провалился на миг, но уже не частью мозга, а весь – исчез и вынырнул, и снова здесь.
Это его разозлило. Нет, хватит! Все!
Помощник, сев, не расстегнул бушлат, домашнее тепло чудно охватило его, он блаженно потянулся, улыбнулся, подумал, что и правда стоит, пожалуй, заночевать здесь в каком-нибудь номере…
Он даже смежил веки, в них мягко, вкрадчиво повеяло сном… на секунду он отпустил контроль над собой. Реальность дрогнула, потекла – аквариум! – гость чуть не рассмеялся вслух, но спохватился, встряхнулся, и поплывший было мир вжался в прежние рамки.
Так! Рамки те, да мир не тот. В этом другом мире в лицо смотрел ствол пистолета.
«Студент» по ту сторону стола твердо держал в правой руке «карманный» браунинг модели 1906 года. А над рукой с оружием гость увидел неприятно изменившееся, совсем не студенческое лицо.
– Руки! Руки на стол, герр… не знаю, как вас там. Спокойно, без резких движений. Руки на стол, чтобы я видел!
Помощник машиниста послушно выполнил приказ, но с ошеломленной улыбкой:
– Это… это что все значит?
– Ну-ну! Не будем паясничать. Знаете ли, как уважающий себя шахматист капитулирует задолго до эндшпиля, если видит безнадежность позиции?.. Не унижайте себя. Револьвер!
– Что – револьвер?
– Не глупите. Аккуратно, одной рукой выньте и тоже на стол. Очень аккуратно! Вы у меня на мушке. И я не затруднюсь нажать на спуск. Итак, прошу! Очень, очень осторожно!..
Улыбка превратилась в ухмылку. Медленно расстегнув верхние две пуговицы тужурки, германский агент вытащил наган, положил на стол. Обе руки со слегка раздвинутыми пальцами тоже покорно легли на столешницу.
Мысль работала так, что казалось, сейчас вскипятит мозг. Что делать? Что делать?! Попал, крыть нечем. Взяли. Неплохо сработали… Студент! Хорошо сыграно, просто хорошо, надо признать. Хотя, если присмотреться получше… Но не присмотрелся, что ж теперь из пустого в порожнее! А коридорный этот, сомненья нет, уже бежит за подмогой. Самовар, варенье… Дурень, эх, дурень!.. Не понял условного языка. Ну вот теперь сиди на мушке… Но ничего, ничего! Партия, говоришь, проиграна? Ну, нет, посмотрим! Партия еще не кончена. Рано петь за упокой!..
Не сводя прицел с задержанного, контрразведчик левой рукой подтянул револьвер, хмыкнул:
– Что так, по старинке?
Агент дружелюбно
