вас, я и думать не думала бы о том, что он окажется мне недостойным мужем.
Её лицо вспыхнуло.
– Принцесса! Помилуйте, это вовсе не то, что я имела в виду!
– Меня бы преследовал страх не оправдать ожиданий – его и его семьи, – продолжала я, не обращая внимания на протест. – В конце концов, он выбрал вас исходя из предположения, что вы окажетесь достойной дочерью своего рода. Рода, который подарил нашему обществу немало великих нирян. А что может быть унизительнее для женщины, чем неспособность завоевать уважение в новой семье? Это бы тревожило меня превыше слухов… на вашем месте.
Бедняжка. Будь ты кем-то другим, ты могла бы мне понравиться. Будь ты невестой кого угодно, любого из моих сводных братьев, я бы взяла твою руку и сказала бы всё, что ты хотела бы от меня услышать… но к невесте Трипа у меня не было жалости.
Я ненавидела каждое слово, срывавшееся с моих уст, но упивалась эффектом, который они производили. Девушка опустила глаза к сложенным на коленях рукам. Секунду мне казалось, что вот сейчас – сейчас! – она мне ответит. Бросит мне в лицо то, чем я была для неё – презрительно, высокомерно. Осознанная провокация с моей стороны. Я словно подначивала её: «Давай же, скажи это, чтобы у меня появилась причина ненавидеть тебя!»
Напрасно. Да и на что я собственно надеялась? Тир Мелу Вис была нирянкой. Она сдержалась.
– Я не имела в виду ничего такого, – произнесла она смиренно. – Прошу простить меня, принцесса, если мои слова каким-то образом обидели вас. Уверяю, это было непредумышленно.
Отвернувшись, она стала смотреть в окно, на белоснежный покров, навеки укутавший землю внизу, на редкие чернеющие пятна давно засохшего леса, на застывшие озера. Мы летели над Лильской пустошью, безжизненной землей, на которой не осталось ничего, кроме снега и льда. Пейзаж соответствовал настроению как нельзя лучше.
Тир Мелу больше не пыталась говорить, но тишина в каюте стала гнетущей. Я обидела её, и удовлетворение, которое получила от этого, быстро испарилось, оставив лишь неприятный осадок. Опущенные глаза Тир Мелу были мне немым укором.
Наконец, не в силах больше этого выносить, я поднялась, вышла в коридор и прошла в хвост корабля, не совсем понимая, что мне там делать.
Корабль, на котором мы летели, назывался «Колыбельной», и принадлежал моей семье уже несколько поколений. Это была не кричащая модель «Солнечный ветер», ставшая популярной лет десять назад, на которой летали почти все королевские семьи. О, нет, наша посудина имела вид настолько же несовременный, насколько основательный. Весь её облик говорил:
«Я здесь с одной целью – летать».
И делала она это превосходно. Принадлежавшая в своё время к ограниченной серии кораблей, теперь она была едва ли не уникальной, и стоя в порту, с презрением поглядывала на броских товарок – ну, или, по крайней мере, так мне казалось, когда я была ребёнком.
Мы летали на этом корабле ещё
