style="font-size:15px;"> – Что на это Потанин?
– Советует работать больше. Просит меня, чтобы исследовал эти теории основательно, сделал разрезы и эскизы и постепенно посылал с краткими описаниями в Московское общество испытателей природы. Мне кажется, что он сделал много.
Ясные мгновение назад глаза Черского начали гаснуть.
– Ланин тебя вспоминал? – Марчевский разгадал, что с ним произошло. – Временно он не стал кружить ему голову. Что до Потанина, человек очень порядочный. Помнит обо всём. Прислал анатомический справочник, который ты просил. Вовремя, как раз пригодится. Я разговаривал с комендантом госпиталя. Если захочешь, можешь даже ассистировать при вскрытии трупов и операциях, он уладит всё. Это тоже неплохой человек, только вот пьяница.
Что-то пришло ему в голову весёлое, он рассмеялся, покачал головой, потом поставил самовар.
– Что хотел тебе ещё сказать?.. – остановился он. – Ага! Благодаря Потанину я получил немного известий о твоей семье…
Он незаметно взглянул на Черского, его лицо внезапно покрыла смертельная бледность.
– Всё там в порядке, – говорил он дальше безразлично, будто не замечая этого. – Мать жива, жива сестра и швагер (зять), появились дети. Поместье не было конфисковано. Полностью принадлежит швагеру.
Марчевский занялся самоваром, потом наполнил стаканы и поставил на стол.
– Пей, пока горячий, – произнёс он, подсовывая сахар. – При такой пыли нужно хорошо прополоскать горло. О чём я говорил?.. А, поместье принадлежит полностью Дугласу. Как случилось, что твоя часть тоже принадлежит ему, Потанин не смог выяснить. Я просил его об осторожности, леший знает, что за этим скрывается… Однако постепенно разузнаем всё. Именно поэтому мать не пишет тебе писем.
Черский выпил чай до дна и отодвинул стакан.
– Должен возвращаться в казармы, – произнёс он безразлично, как будто всего этого не слышал. – Вдруг Ланин меня ищет!
Он забрал книжку, поблагодарил и вышел. Марчевский начал прохаживаться по избе. Задумался, не совершил ли он ошибку, вспоминая как раз сегодня об этом неприятном семейном деле, что жгло Черского, как растравленная рана. Не сомневался он в этом, не вернулось к нему спокойствие, которое сохранялось внешне. Он был убеждён, что отгадал даже то, что не услышал: что за всем этим скрывается какая-то подлость, ведь у Дугласа нет недостатка в деньгах, смог бы что-то прислать. А если мать молчит, то также, наверное, не по собственной вине…
Он своим обычаем уселся у окна и впал в задумчивость. «Как все, он жил до сих пор постоянно, миражом амнистии и дома, – задумывался дальше. – Сегодня вычеркнул дом со своего счёта. Может, и лучше. Самым худшим являются для нас иллюзии…»
Лицо Черского мелькнуло ещё несколько раз перед его глазами и наконец исчезло. Зато появились другие: эти из первой роты и из второй, и из третьей, появились офицеры, чиновники, полицейские, жандармы. При каждом задержался он на миг,
