головы. Не время сейчас об этом думать!
Насчёт первенства славы или богатства вопрос тоже оказывался непростым. При здравом размышлении становилось понятно, что вначале неплохо было бы если и не разбогатеть, то хотя бы просто улучшить финансовое положение.
Выезжая утром из трактира с постоялым двором, в котором ночевал, я ещё раз пересчитал содержимое своего кошелька, будто надеясь на некоторые счастливые изменения, которые могли вдруг случиться в его утробе сами по себе, без моего участия. Но изменений не обнаружилось – всё моё серебро и медь составляло в сумме 49 су и 5 денье. А я ведь загадывал въехать в Париж с пятьюдесятью су, не меньше. Это представлялось мне добрым знаком. Но вообще, конечно… На эти деньги я мог купить пяток коров, но для Парижа это, разумеется, не деньги. Когда я только собрался в путь, матушка выдала мне три золотых экю. И ещё у меня был Одиссей. Два золотых, то есть 120 су ушли на покупку снаряжения, из них львиную долю я потратил на чрезвычайно понравившийся мне пистоль – 45, су хотя за 55 мог купить пару. Но он был так изящно сделан и его кремнёвый замок оказался столь надёжным и добротным, что я не устоял. В итоге уже непосредственно в путь я отправился с одним золотым экю, который сразу разменял на серебро и медь, на 60 су. Я рассчитывал, что на дорогу до Парижа потрачу менее 10 су и действительно почти уложился.
Виноват был последний трактирщик. Этот пройдоха мало того что содрал с меня целый су за ночёвку в его клоповнике и кормёжку Одиссея, что я ещё мог принять, учитывая близость столицы, но он ещё и потребовал полсу – 6 денье за лохань горячей воды, которую я распорядился принести ко мне в комнату. Да я за 2 су купил себе превосходнейшие сапоги! И всё недоумевал, каналья, для каких целей эта вода мне надобна, из чего следовало заключить, что привычки к мытью у местных жителей не имелось. Но мне очень хотелось достойно подготовиться к въезду в Париж, смыть с себя дорожную грязь и привести внешний вид в порядок, так что я уступил в этом вопросе мерзавцу.
Привычку к мытью мне привил дядюшка, когда-то посетивший с купеческим обозом далёкую Московию и там пристрастившийся к местному обычаю. Дядюшка даже устроил у нас в поместье мыльню наподобие московитской, посетить которую заезжали порой и наши ближайшие соседи.
Трактирная служанка за пару денье вычистила мой камзол, а также выстирала и просушила над очагом бельё, и теперь, вымытый и чистый, я торжественно въезжал в город, который должен был удовлетворить мои желания и, возможно, исполнить мечты. Для дополнительного эффекта я воткнул в берет тщательно сберегаемое в седельной сумке перо птицы попугай, обитающей в Новом Свете, которое купил у торговца в Тулоне год назад.
…
Сказать, что Париж поразил меня, значит не сказать ничего. Я был ошеломлён. В первый раз увидев вблизи обычный на вид жилой дом, но только высотой в целых пять этажей, не считая цокольного и чердачного, я даже слёз с Одиссея и ещё раз более придирчиво пересчитал этажи. А в дальнейшем выяснилось, что таких высоких домов тут неисчислимое множество!
