к Машеньке обратился:
– А ты чего, голубушка, не ешь? На вот, попробуй. Сенька, говорят, отличный повар.
Девушка на убитых птиц покосилась.
– Скажите, дяденька, а разве хорошо это в зверей стрелять? Больно, ведь, им тоже.
Сенька полено взял, обмакнул в костёр, направил в лицо Машеньки.
– А ты откуда такая выискалась?
– Каменская я. Андрея Иваныча – купца дочка. Может слыхали?
– Слыхать-то, пожалуй, не слыхал. – Сенька вздохнул. – Зверьё не грех убивать, в нём души нет.
– Неправда. Они всё чувствуют, как люди. В прошлом году наша Красавка соседского мальчишку из проруби вытащила.
Варфоломей закивал, а сам Сеньке подмигивает: не обращай-де внимания на девчонку. В ночи слышалось потрескивание костра, да чавканье жующих.
Уговорил Сенька Машу кваску испить на меду. Ближе к утру уснула. Сенька всё время подходил к девушке, стёганое одеяло поправлял, чтоб не замерзла. «Интересная девчушка», – думал толстяк, – «чудная она».
Не помнила Маша, как в повозке оказалась, как до самого Петербурга доехала. Варфоломей, лишь, на подъезде в бок ткнул: «Вставай, мол, дорогая». Машенька глаза протёрла, зевнула, потянулась малость, глядь, а вокруг людные улицы, переполненные народом, все куда-то спешат, делом заняты, ходят туда-сюда, словно заводные. Мимо рынка проехали, Дуня Ивановна через квартал на Гороховой проживала, там же у неё и мастерская.
Машенька проголодалась, пирожки с капустой взяла, да калач Угличский с изюмом и орешками. Закусила.
Колокола так и звонят весь день, а через небо шпиль Петропавловский виден. Петербург, как на ладони раскинулся.
По улицам прохаживали важные горожане и горожанки в напудренных до невозможного париках, расшитых мундирах со звездами и длинных пышных платьях со шлейфами, каких Машенька даже в мыслях не могла себе вообразить. Изредка стройный людской поток прерывала проезжающая карета какой-нибудь государственной персоны. Встречался и простой народец; женщины в широких длинных сарафанах с платочками, как у Маши, мужички-купцы, с корзинами, наполненными яблоками и капустой. В воздухе чувствовался запах пыли; Машенька, то и дело, несколько раз чихала (в деревне было свежо, не в пример крупному городу).
– Ничего, привыкнешь, – бормотал Варфоломей.
– Неужели это Петербург? – спрашивала Машенька.
– А то. Не нравится?
– Не очень.
Кучер только рукой махал:
– Дело наживное, Маруська.
Где-то совсем рядом слышался стук молотков, плотники трудились над временной резиденцией государыни – Зимним. Тяжело давалась работа, талантливый Растрелли был слишком требовательным. Государыня Елисавета Петровна хотела, чтобы дворец был выстроен в стиле барокко – так-де в Европе строят, так и объяснила итальянскому
