мир, включающий в себя элементы выбора, свободы, повышенных стандартов потребления (причем не только материального характера). Появление миллионов и миллионов подобных людей означало смертельный приговор Русской Системе в ее коммунистическом изводе.
Демографический взрыв в русской деревне во второй половине XIX – начала ХХ в. снес царский режим. Не успели, не сумели справиться с его негативными влияниями и последствиями. Хотя усилия предпринимались героические и весьма эффективные. Коммунизм снесли «демографический взрыв» в городе (здесь взрыв был в основном обеспечен, повторим, переселением из деревни) и формирование массового приватного русского в новых русских городах. И на этот раз власть пыталась остановить, купировать опасные для нее тенденции, но оказалась вновь неспособной.
К счастью для русской истории, массовый городской приватный человек на руинах коммунистического порядка начал не «войну всех против всех», а довольно рутинную новую жизнь, скорее похожую на элементарное социобиологическое выживание, чем на бессмысленный и беспощадный бунт. В этом главный наш шанс (профессиональных патриотов прошу не обижаться; шанс, и весьма неплохой, у нас есть)…
Aposteriori коснемся сходства верхних сословий (элит) в московско-петербургской и советской системах. Ю.М. Лотман писал: «Дворянство Московской Руси представляло собой “служилый класс”, то есть состояло из профессиональных слуг государства. Их… труд оплачивался тем, что за службу их “помещали” на землю, иначе – “верстали” деревнями и крестьянами. Но ни то, ни другое не было их личной и наследственной собственностью. Переставая служить, дворянин должен был вернуть пожалованные ему земли в казну» (5, c. 18) – Разве это не схоже с судьбой номенклатуры? Разве не условно было все их обладание привилегиями, которые также не были их «личной и наследственной» собственностью. «Переставая служить», и номенклатура теряла львиную долю «пожалованного» ей на время.
И так же как в определенный исторический момент дворянство получило земли и крестьян в наследственное владение, так и номенклатура в свой час обрела себе в собственность то, чем она ранее лишь временно пользовалась и распоряжалась. Для московско-петербургской системы это была эпоха Петра III – Екатерины II, для советской – эпоха самого ее конца и начала постсоветской. То есть, если в первом случае пришлось пожертвовать всеобщей гармонией службы, что было raison d’étre системы, и тем самым обрекло ее на эволюцию-эмансипацию с параллельными усилиями по консервации, то во втором – пришлось пожертвовать самой системой.
И еще одно соображение Ю.М. Лотмана. «Культурный парадокс сложившейся в России ситуации состоял в том, что права господствующего сословия формулировались именно в тех терминах, которыми философы Просвещения описывали идеал прав человека» (5, с. 49). Но и горбачёвско-ельцинская номенклатурная революция шла под лозунгами прав человека, правового государства, права частной собственности
