однажды, пять лет назад, когда на осенние праздники Павлик пригласил его домой и они три дня провели в забайкальском посёлке возле отрогов Хамар-Дабана. Это были прекрасные дни: мелководная речушка за огородом уже была покрыта вполне приличным льдом, прозрачным и гладким, у Павлика нашлась лишняя пара старых «канадок», и день они расчерчивали лёд вдоль камышовых заводей: было солнечно, морозно и весело. Второй день лазали по склонам сопок за посвистом рябчиков. И это тоже запомнилось: желтизной шуршащей листвы, прозрачным воздухом и напряжением скрадывания обманутой манком птицы.
Тогда вечером, провожая день обильным ужином и расслабленно-благодушным разговором с отцом Павлика, он и отметил что-то огнистое, быстрое, мелькнувшее в коридоре, с любопытными глазами, но девочка была явно мала, чтобы заинтересовать его, – и вот на тебе, уже выходит замуж. Сколько же ей лет?
– Так ты летишь? – поторопил Павлик, застёгивая портфель, набитый рубашками и прочей мелочёвкой.
– А сколько невесте?
– Надьке? Семнадцать.
– И уже замуж…
– А… Нагуляла. С солдатиком. Из воинской части на сопке. Помнишь?
Часть Глеб помнил. Вернее, шлагбаум и будку в распадке, за которыми так призывно кричал рябчик, что, если бы не часовой, он пренебрёг бы запретом.
– А хорошенькая подружка у неё есть?
– Откуда я знаю. Малолетки они.
– Ну да, – согласился Глеб. – А может, мне и хочется юного, светлого…
– Ладно, не вешай лапшу. Летишь?
Павлик выжидающе замер посреди комнаты, окидывая её взглядом: ничего не забыл?
– В выходные уложимся? – уточнил Глеб.
– Само собой, у меня вообще на работе с понедельника аврал.
– Хорошо. – Глеб резко поднялся, отчего панцирная сетка общежитской кровати облегчённо застонала. – Уговорил.
Он полез в карман пиджака, висевшего на стуле, вытащил кошелёк, задумчиво взглянул на оставшуюся мелочь.
– Не напрягайся, – вмешался Павлик. – У меня деньги есть. На билет я тебе займу, а содержание – за мой счет.
– Куда делась зарплата, вроде пару недель прошло…
– Настю по ресторанам не води.
– В театр, – уточнил Глеб.
– Между прочим, мы можем опоздать.
– Айн момент.
Глеб скинул рубашку, достал из шифоньера белую, праздничную, с жабо, надел. Глянул в мутный зеркальный обломок. Потом на Павлика, но тот явно был сам в себе и его мнения спрашивать не имело смысла. Надел пиджак, скорбно оглядел мятые брюки, но решил, что утюг даже среди свадебной суеты отыщется, и, на ходу натянув куртку-алеутку, вышел: терпеть не мог возиться с их раздрызганным дверным замком.
Март явно безумствовал. Иначе как ещё можно объяснить это желание приставать к каждой проходящей девушке, останавливаться, провожать взглядом, громко высказываться по поводу… И совсем забыть,
