совсем монахом стал, – оскальзываясь, догнал его Глеб. Понимал, что ничего не добьётся от Павлика, но очень уж хотелось поделиться. – Как можно было не заметить такую красоту? Да она… – Остановился, подбирая сравнение, рванулся следом. – Да это самая красивая девушка в мире! – и уткнулся в остановившегося Павлика.
– Кто? Настя?
– Ну ты!.. – У Глеба даже голос сорвался. – Павел, ты меня расстраиваешь. И мне не хочется больше с тобой ничего обсуждать.
– Прекрасно, – благодушно согласился тот. – Тем более, что мы можем опоздать. Давай паспорт.
– Паспорт?.. Ах, да. – Глеб без удовольствия подхватил протянутый портфель, буркнул: – А вот твоё шмотьё могла бы и Наташка постирать, везёшь за сотни вёрст.
Но Павлик, когда чего не хочет слышать, не слышит. Счастливая способность. А вот у Глеба слух уникальный, не слух, а сплошная неприятность. Павлик только на кровать, к стене отвернётся и сопит, а он в тишине мается: слева – скрип, справа – скрип, шлёп, шмяк, а то и мычание довольное – общага у них семейная и коммунистическая, звукоизоляции никакой.
…Глеб постоял, вдыхая запахи весны, потом вошёл в аэровокзал. Павлика сразу увидел – торчит у самого окошка кассы. Ну вот, обратно выжимается, рука – над головой, в ней бумажки зажаты. Значит, лететь, выбора нет.
Глеб глубоко вздохнул. Павлик пронёсся мимо, не заметив протянутый порфель, бросил:
– Посадка уже, пошли быстрее.
Несправедливость, конечно, но кто платит, тот и диктует свои законы.
С билетами впереди – Павлик, с его пухлым портфелем за ним – Глеб, так и прошли мимо дежурной, и бегом к трапу, по которому уже последний пассажир поднимается. И что характерно, Павлик в этой гонке о своём портфеле даже не побеспокоился, поэтому Глеб, отдышавшись в салоне, без всякого стеснения всучил хозяину забытую вещь.
– Успели, – довольно выдохнул тот и уткнулся в иллюминатор.
В отличие от друга Глеб терпеть не мог высоты, предпочитая изучать табличку с предупреждающими «Не курить! Пристегнуть ремни», пассажиров, стюардесс, если они были, и просто дрожащий пол. Лучше всего он чувствовал себя на земле, перед взлётом и сразу после посадки. Но об этом не знал даже Павлик, единственное, что тот отмечал в полётах, ещё большую болтливость Глеба. Вот и сейчас Глеб засыпал товарища вопросами:
– Паша, а меня там ждут? А то явлюсь нежданно-негаданно, твоя сестра – ах, жених – в шоке, подружки – в восторге, все – вокруг меня, свадьба сорвалась…
– Не трепись, – оборвал Павлик.
– А если серьёзно? – уточнил Глеб.
– Ждут, ждут, – с неожиданной улыбкой отозвался Павлик и пояснил: – Батя просил, чтобы ты приехал.
– О, старикам я почему-то нравлюсь, – произнёс Глеб, глотая слюну, и добавил, пытаясь перекричать взревевшие двигатели: – И старушкам. А вот красавицам юным…
– Слушай, Глеб, а чем тебя Настя не устраивает? –
