состояние весёлой невменяемости: только что вышел отсюда весёлый папа Павлика, комната весело подкруживалась, такими же весёлыми были одежда, с которой он никак не мог справиться, и сидящие за столом. Угрюмостью отличался только Павлик. Потому что он никогда не похмелялся. Не мог. И поэтому единственный из любой честной компании умудрялся болеть долго и серьёзно.
– Поправься.
Рюмка, протянутая Фёдором Никитичем, тоже оказалась весёленькой: никак не хотела даваться в руку, но куда ей – общими с Фёдором Никитичем усилиями Глеб опрокинул её в рот и огляделся.
Невесты и жениха не видно.
Мать Павлика, строгая и молчаливая, как и подобает учителке, в коричневом платье с кружевным белым воротником, собрала на другом конце стола возле себя женщин.
Здесь – они с Никитичем, скучный Павлик, вчерашний мужик без зубов и амбал, смутно что-то напоминающий.
Там – Ольга Захаровна, толстушка вчерашняя, то и дело поглядывающая на Глеба, какие-то бабушки, тётки…
И ни одной подружки.
А ведь, кажется, вчера было что-то волнующее…
Глеб напряг извилины и, то ли опохмелка помогла, то ли память вернулась: кого-то он вчера провожал…
И целовал.
И даже за воротами стояли близко-близко.
А потом…
А потом этот амбал появился.
Он глянул на неторопливо жующего напротив широкоплечего коренастого крепыша и по перехваченному быстрому взгляду того утвердился: так и было… Вот он Зоечку и увёл… И так захотелось сказать тому что-нибудь приятное, что не удержался, перегнулся через стол:
– А ты её сторожи…
И тут же понял – пьяно и нелепо. Но уже ничего не мог вернуть, слово не воробей, осталось лишь плюхнуться обратно, продолжая глупо улыбаться.
Но никому до произошедшего между ними вчерашнего никакого дела не было. И амбалу, похоже, до лампочки, чуть задержал взгляд, вникая в сказанное, и тут же повернулся к Фёдору Никитичу, продолжая прерванный разговор.
– Да, я чужой на этом празднике жизни, – не очень громко констатировал Глеб, не ожидая ничьего внимания, но всё же глубоко сожалея, что вчера что-то не получилось, и вспоминая волнующий и так много обещавший запах Зоечкиных духов.
Тем не менее настроение выправлялось, всё вокруг оставалось весёленьким, но уже менее неустойчивым, и сомнения таяли. Хотелось отыскать Зоечку.
Он встал из-за стола, подождал Павлика, и они вышли во двор.
День был чудный, по-настоящему весенний, с голубым небом и небольшими белыми пушистыми облаками, прохладным ветерком, приносящим запахи с горных склонов.
– Слушай, я вчера ничего такого не натворил? – спросил Павлик.
– А чего такого? – Глеб не смог преодолеть соблазн. – Ты имеешь в виду эту тётку полногрудую?
– Какую тётку? – испуганно уставился тот. – О чём ты?
– Не помнишь, понятное дело… Которая с твоей мамой сидит. Что
