позвонил три недели спустя, судя по голосу, совершенно здоровый и бодрый. Я невольно оглянулся на его стол, безмолвный и чистый, поскольку все бумаги с него перекочевали ко мне.
– Мы с Джудит хотели бы поблагодарить вас… – начал он.
– Ну что вы, – сказал я. – Как ваше здоровье?
– Попусту трачу время. Такая нелепость. Но дело вот в чем: нас пригласили на следующий четверг на скачки в Аскот и предложили снять ложу на половинных паях. Мы считаем, что там может быть забавно… У нас шесть мест. Не хотите ли присоединиться? Как наш гость, разумеется. В качестве благодарности.
– Звучит заманчиво, – сказал я. – Но…
– Никаких «но», – прервал он. – Если вас это устроит, Генри возражать не будет. Он сам туда явится. Он согласен, что вы заслужили денек отдыха, и теперь решение за вами.
– Тогда меня это более чем устраивает.
– Отлично. Если у вас нет визитки, не смущайтесь. Мы не на Королевской трибуне.
– Если и вы такое наденете… У меня есть визитка, осталась от отца.
– Ага. Отлично. Тогда так. В час дня в четверг, время ланча. Я пришлю в офис входные билеты для вас. Мы с Джудит будем очень рады, если вы придете. Мы вам очень благодарны. Очень. – Голос его вдруг зазвучал как-то стесненно, в трубке щелкнуло, и связь отключилась.
Мне было интересно, много ли он помнит про белые лица, но при Алеке, Руперте и Джоне, которые все слышали, спросить я не мог. Может быть, на скачках он мне скажет. А может, и не скажет.
Ездить на скачки я давным-давно отвык. Однако в детстве мне пришлось провести несчетные часы в очереди к тотализатору, пока моя мать, изнемогая от радостного азарта, выкладывала стопками банкноты, ставила сбережения, отложенные на потом, на случай, на черный день, и просаживала все это почем зря.
– Я выиграла! – сияя, оповещала она всех вокруг, размахивая неоспоримо выигравшим билетом; а пачки проигравших в том же заезде засовывались в карман, а позже выбрасывались в урну.
А мой отец в это время пил в баре, где со всеми был на короткой ноге, дружелюбный, чистосердечный, великодушный и не слишком умный человек. В конце дня родители отвозили меня домой в «роллс-ройсе» с наемным шофером, и мы всю дорогу счастливо пересмеивались, и пока я не стал достаточно взрослым, не задавался вопросом, есть ли дно у этого рога изобилия.
Я был их единственным ребенком, и они подарили мне очень счастливое детство, настолько счастливое, что при мысли о каникулах мне представлялись яхты на теплых морях или Рождество в Альпах. Злодеем в те дни был мой дядя, который время от времени обрушивался на нас, изрекая Зловещие Пророчества и требуя, чтобы его брат (мой отец) подыскал себе работу.
Однако отец не мог изменить свою природу и начать «делать деньги». Да и в любом случае он по-настоящему не приспособился бы ни к какому делу; не привыкнув трудиться, он тихо презирал тех, кто привык. Его никогда не утомляла бесцельная легкость его жизни, и если он не заслужил ничьего уважения, то и ненависти ничьей не вызвал. Слабовольный, милый, нерасчетливый человек, он был неплохим отцом. Больше
