выказываю все симптомы влюбленности; и, как многие влюбленные, боюсь, что все погубит возвращение мужа. Я подумал, сколько же мне придется выжидать второго подобного шанса и окажусь ли я в следующий раз на высоте.
– Не думай, будто я не замечаю, – сказал Алек, и его яркосиние глаза засияли за стеклами в золотой оправе.
– Что замечаешь? – спросил Руперт, поднимая голову от бумаг, на которые он тупо уставился полтора часа назад.
Смерть и похороны его милой жены остались позади, но бедный Руперт все еще тускло смотрел в пространство и обыкновенно слишком поздно улавливал суть разговора. Он вышел на работу два дня назад и за эти два дня не написал ни единого письма, ни разу не позвонил по телефону, не принял ни одного решения. Из сострадания нужно было дать ему время, и мы с Алеком продолжали исподтишка делать всю работу за него, чего он не осознавал.
– Ничего, – сказал я.
Руперт отрешенно кивнул и вновь опустил взгляд. Безутешное горе превратило его в робота. Я, наверное, никого не любил так мучительно. И наверное, надеялся никогда не полюбить.
Джон, также недавно возвратившийся, но из отпуска, еще пылал огненным загаром и с трудом приспосабливался втискивать потрясающие детали своих сексуальных похождений в краткие моменты, когда Руперт выходил в умывальную. Ни Алек, ни я не верили Джоновым сагам, но Алек, по крайней мере, находил их забавными, а я нет. Таилась в них некая доля женоненавистничества, как будто каждый раз, похваляясь, что овладел женщиной (вправду или нет), Джон давал выход своей злости. Собственно, он не пользовался словом «овладеть». Он говорил «трахнуть», «завинтить», «поиметь телочку». Мне он не слишком нравился, а он считал меня самодовольным педантом; мы были неизменно вежливы друг с другом в офисе и никогда не ходили вместе на ланч. И только он, единственный из всех нас, действительно нетерпеливо ожидал возвращения Гордона, потому что не умел скрыть свое смятение: а вдруг именно я займу опустевшее «свято место», заступив дорогу самому Джону.
– Конечно, если бы я был здесь… – повторял он по крайней мере раз на дню; и Алек докладывал, что Джон вроде бы слышал, как Почти Равный Гордону сказал в коридоре, что теперь ставка на него, Джона, и работу Гордона отберут у меня и передадут ему.
– Это он говорил? – удивленно переспросил я.
– Ну да. И еще намекал, что это сам Старик дал тебе зеленый свет и Джон ничего не мог с этим поделать. Здорово надулся наш донжуан. Говорит, что это все потому, что ты есть ты, и все тут.
– Пошел он в задницу.
– Только в твою, а не в мою!
Алек негромко фыркнул в конторскую книгу, потом засел за телефон и принялся искать вкладчиков, которые согласились бы дать деньги на установку канализационного и водоочистного оборудования в Норфолке.
– Тебе известно, – словоохотливо заявил он, продолжая набирать номера, – что в Западном Берлине довольно много ферм, использующих нечистоты, и что они платят восточным берлинцам за вывоз
