ты не торопишься с обещаниями? – Веник смотрел непривычно серьёзно.
– А что такого? Ну, плохо человеку стало.
– Посмотри запись, потом говори.
– И что же там такого невероятного случилось?
Веник ухмыльнулся:
– А вот теперь ничего тебе не скажу. Страдай. «Ты собираешься тут ночевать? Я нет», – передразнил он Тушина. – Пошли интервью снимать, всё потом.
Лисицына с Василисой в кабинете гоняли чаи. Тушин вошёл первым, без стука, и увидел, как закатила глаза директриса.
– Я на минуточку, – успокоил он её. – Вероника Семёновна, чай портит кожу лица. Завязывайте с этим опасным занятием, труба зовёт, дети ждут, Вениамин копытом землю роет.
Лисицына неохотно отставила кружку и поднялась.
– Никакой жизни с вами нет, – буркнула она, – связалась на свою голову…
– Идёмте-идёмте, слава к ленивым не приходит.
¶
Пиликнул телефон.
«Андрас Адамович, эфир в пятницу, в 18:00, телеканал СТВ».
В указанное время он запер дверь кабинета и включил телевизор. Тушин не подвёл. Короткая сцена, когда он потерял самообладание, в эфир не пошла. Монтаж делал профи, ничего глаз не резало. Звейниекс спокойно вернулся к делам.
¶
Саттаров скинул в мессенджер: «Зайди».
Он сидел на диване перед телевизором. Похлопал ладонью рядом с собой:
– Садись, кино посмотрим.
Я привычно опустился в кресло рядом. Саттаров включил один из федеральных каналов. Шла какая-то тухлая передача про интернат для трудных подростков. Неожиданно появился Звейниекс, толкнул речь про детей и нравственные ориентиры. Я с удивлением посмотрел на Саттарова, он молча улыбался и кивал. Когда передача кончилась, он выключил телевизор и повернулся ко мне.
– Жвачка, – бросил я.
– Сейчас обидно было. Знаешь, сколько эта жвачка стоила?
– Не знаю. Зачем она?
Саттаров вытянул пухлые ножки в сияющих туфлях и закинул руки за голову. Я видел его таким много раз. Он продумал партию, расставил фигуры. Его пухлые пальцы двинули первую пешку вперёд.
– Пояснишь? – спросил я, не скрывая раздражения.
– Меньше знаешь – лучше спишь. Пока рано. Занимайся Ингой. Это твой фронт. Сомни его.
Его обтянутый смуглой кожей кулачок продемонстрировал, как надо сжимать фронт в лице Инги.
– Если ты облажаешься, нам конец. Обоим. Предательство не спасёт, я позаботился.
Я нахмурился:
– Это было лишним.
Саттаров ещё улыбался, но глаза остыли.
– Хочу, чтобы ты был в курсе.
– Наверное, ты не стал бы мутить свои схематозы с клиническим идиотом, правда? – процедил я.
– Я большой мальчик, Юл. Я давно не верю в лояльность, особенно людей, которые демонстративно соблюдают дистанцию и брезгливо
