изображать наставника Улунбея, – поморщился чародей. – А то того гляди борода вырастет.
– Я не доживу, – опрометчиво пошутил я. Менкар сразу помрачнел и вновь уставился в пол:
– Знаешь, у нас в Алишере один северянин преподаёт боевое прорицание. И хотя живёт он там уже много лет, иногда наставник впадает в ностальгию и начинает рассказывать, что нет для воина большей доблести, чем погибнуть в бою с могучим противником. Я такого подхода никогда не понимал, но думал, что мало ли – острова, суровый климат, ледяные ветра… Но ты-то, вроде бы гражданин цивилизованной страны, – и тоже поддерживаешь какие-то совершенно варварские обычаи?
Я ненадолго задумался, подбирая слова, но вскоре ответ пришёл сам собой:
– Вот ещё, я вовсе не собираюсь там помирать. Скажи мне, сколько человек в истории вернулось живыми из Бездны? Трое? Пятеро?..
– Четверо, – буркнул, перебив, чародей. – И, согласно легендам, это было в те времена, когда сами боги бродили по Саладере.
Я пожал плечами:
– Самое время пойти по стопам древних. И вообще, зачем ты рисовал все эти знаки, если всерьёз собирался меня отговорить?
– Потому что без малого пять лет наблюдаю за твоим бараньим упрямством.
Менкар безнадёжно вздохнул и бросил в медную чашу пахучей травы и начал петь что-то тягучее и неприятное. В который раз я поразился, откуда маги взяли столько непонятных слов, не встречающихся ни в одном известном языке Саладеры, и главное – как умудряются их выучивать. Рисунок на полу засветился. Он разгорался всё ярче, струйки огня тянулись в центр, образуя шар из чистого пламени.
– Прошу вас, генерал, – голос мага исказился до неузнаваемости.
Я зажмурился и сделал шаг…
С ног до головы окутанный огнём, я перенёсся на бескрайнюю серо-коричневую равнину. Последний раз полыхнув, портал исчез, оставив меня на растрескавшейся от сухого жара земле, усыпанной чёрным пеплом. Здесь не было ни деревьев, ни кустарников, лишь бесконечные нагромождения камней и одиноко возвышающиеся каменные глыбы. Редкие местные растения, уродливые и колючие, имели нездоровый тёмно-красный или коричневый цвет и не вызывали у меня доверия, потому как шевелили стеблями без помощи ветра и с крайне зловредным видом. Небо же вообще при первом взгляде казалось потолком гигантской пещеры, при втором – ярко алой пародией на небеса мира людей, исчерченной рваными облаками, при третьем – вновь пещерой и так до бесконечности. И на всём этом лежала печать безысходности, той усталой покорности судьбе, когда уже ничего нельзя изменить. Само нахождение здесь угнетало, хотелось сесть, облокотившись на ближайший камень, и застыть, бессмысленными глазами уставившись в странную, неподвижно-изменчивую высь.
Борясь с наваждением, я провёл пальцами по рукояти верного меча: хоть я и избавился от генеральских регалий, предпочтя для своей авантюры лёгкий, но прочный, кожаный доспех без знаков отличия, я не нашёл в себе сил расстаться с клинком,
