style="font-size:15px;"> Голова всё хмурилась, но не отвечала.
– Ну что же вы! Вам шанс выпадает такой, умереть достойно, не зря, не в своём говне, а в кишках классового врага копошась, а вы пасуете! – Свят с досадой выругался и обратился непосредственно к мудрой голове:
– Ну вот ты. Ты же наверняка хотел мести? Хотел бы вытряхнуть из оранжевой машины ухоженную сучку и драть, не снимая норковой шубы? Или богатея душить его золотой цепью, протянув её сквозь жирную шею? Заморить голодом пару чиновничков, лишивших тебя жилплощади? Хотел бы?
Голова помолчала и произнесла с грустью:
– Да у меня и не стоит уже, чтобы драть, – и костёр прильнул к земле, укрываясь от волн скрипучего хохота, накатившего со всех сторон.
Свят ушёл от них почти тут же, с твёрдым убеждением, что система делает рабами даже тех, кто к ней не принадлежит и не знает её сути, и только чистый подвиг встрепенёт обывателей и послужит примером для подражания. Каждой революции нужна своя Аврора, а Свят решил стать сразу и Авророй, и её выстрелом и снарядом для этого выстрела.
9.
Первым делом он заглянул к Николаю Антоновичу, мирно дежурящему в театре, и попросил у него двустволку с зарядами. «Для борьбы», – уточнил Свят, и старик не решился отказать товарищу в рваной куртке, изувеченным лицом и обжигающим взором. Он отдал ружьё, и когда Свят скрылся, долго крестился перед афишей актёра Струпского, молясь за успех революции.
Свят был расчётлив и терпелив. Он до рассвета наблюдал за зданием управления водоснабжения из-за угла дома напротив, следил, как в учреждение власти входят сытые и бесчестные люди, и копил решимость для первого этапа возмездия. Вот и Красавкин взошёл по ступенькам, как всегда, озираясь, и это трусливое пухлое лицо с растерянным взглядом свидетельствовало о долгом ожидании для себя заслуженной кары.
Свят ждал ещё, пока служба придёт в полное движение, оглядывая небо и стены перед собой, а руками ощупывая шершавый кирпич за спиной – холодный и приятный. "Сначала захват власти, потом амнистия, хаос, показательный трибунал и отмена всех несчастий," – повторял он этапы революции. Вскоре ему стало скучно глядеть на однообразное небо, и он стал следить за редкими прохожими, которые ещё не знали, что завтра наступит другая жизнь, а потому двигались неуверенно и безнадёжно. Свят улыбнулся, завидуя их будущему счастью, и двинулся к зданию.
В пустом фойе его встретил знакомый усатый охранник, уже готовый к уничижительному взгляду на посетителя, но изрядно удивившийся, когда этот несолидный посетитель достал из-за пазухи ружьё и, просунув его в окошко, стал целиться ему в лоб.
– Уходи, простой человек, не мешай справедливости устанавливаться, – сказал посетитель. – Ты не виновен в преступлениях власти, хотя служил ей с удовольствием и самоотдачей, пусть она и наделила тебя малой своей толикой, которую ты использовал, чтобы не пускать внутрь народ, слушай, а ведь ты виновен так же как они, получи, мразь, …
И
