подвыпивший, раздухарённый, злой,
ещё не городской, но уже как бы почти нездешний,
киномеханик Витька, злобно и витиевато матерясь,
вешал на стене магазина простенькую блеклую афишку
с названием добытого и привезённого им фильма,
что-нибудь наподобие «Дело было в Пенькове»,
и зрители с замиранием сердца ожидали сеанса.
Развлечений в те годы на селе особенно не имелось,
поэтому показ кинофильма был всегда событием.
Кто с кем пойдёт в кино? Вот он, вопрос вопросов!
Целый день шла переписка с местными девчонками
через тайники в кирпичах на задней стене магазина,
но селянки были жеманны, насмешливы и глуповаты,
зато на лето приезжали бледные снулые москвичи
и зажигательные москвички в открытых сарафанчиках.
В избах, где жили городские, играла незнакомая музыка,
голоса страстно вздыхали о чём-то на импортных языках.
Мальчишки фланировали мимо окон, мечтая пригласить
этих непонятных жителей другой планеты и не решаясь.
Жизнь для детей летом в деревне кипела страстями,
через дядьку подростки покупали тайком вино «агдам»,
покуривали всякую дрянь вроде вьетнамской «птички».
Прошли годы, клуб давно закрыт, деревня вымерла,
и только постаревший, но шустрый Быстрёныш
оживляет унылый сельский пейзаж.
Вечно раздражённый чем-то, крикливый,
Витька яростно вымогает по утрам «бутылочку»
у молчаливой и неприступной жены-продавщицы,
сбивая с панталыку незадачливого соседа Мишку.
Дядюшка Степанова, сельский философ и алкоголик,
живёт отшельником в бабушкиной бане (их две у них),
куда Витька упорно шастает почти ежедневно
с целью «замануть» дядьку в какую-нибудь авантюру,
в деревне калыма навалом, колоть-пилить дрова,
а ещё москвичи приезжие рыбки любят откушать,
при том что рыболовы из них, как правило, никакущие,
а дядька мой наипервейший рыбак в деревне,
Вверху – он, Витька-киномеханик, справа – закрытый клуб, слева – деревенская улица, внизу – мой дядя Миша, рыбак и философ.
наловит, продаст – городские расплачиваются щедро.
Грибочки, ягодки тоже всегда пристроить можно.
Обработает, втянет вот так хитрован-Витька
моего простодырного дядьку в очередную «халтурку»,
сам через час смоется под благовидным предлогом,
а к расчёту вот он, нарисовался хрен сотрёшь,
дышит тяжко с устатку – натрудился человек! –
тянет потную ладошку
