там, на приёме, когда ты узнала, что Лобзовский-младший племянник Якоба. Твоё лицо в тот момент стало белее комбинезона. Я сразу понял, что это неспроста. Выяснить причину оказалось несложно: одной недели наблюдения за методикой преподавания господина Лобзовского оказалось достаточно. Я вспомнил тот злополучный день, когда получил отчёт о твоём обращении в клинику по гинекологическим вопросам. Отчёт был достаточно подробным, и, признаться, я был откровенно шокирован. Кларисса не смогла дать мне вразумительный ответ на мои расспросы о том, что конкретно с тобой произошло: твою мать волновал только счёт, предъявленный за медобслуживание. А неуклюжие попытки поговорить с тобой лично провалились. Признаться, тогда я был уверен, что на столь ранние сексуальные эксперименты ты решилась с кем-то из сокурсников, и даже организовал слежку.
– За мной? – немного возмутилась я.
– Ну да. Не видел другого варианта вмешаться. Но за несколько месяцев так и не смог ничего выяснить: ты-то вела себе предельно целомудренно. А когда столько лет спустя вскрылась информация о Лобзовском, всё встало на свои места. Дальше он, в общем-то, сам облегчил мне задачу и загнал себя в ловушку: обвинения в секс-туризме по трущобам не клевета. И его требования к барышням для утех были весьма характе́рными: он неизменно искал девственниц не старше тринадцати лет. Само собой, эта забава обходилась ему очень недёшево. Зато ученицы в колледже были бесплатными…, – тут отец, наконец, уселся, но не в кресло, а рядом со мной, на диван. Голос его стал совсем тихим и даже виноватым:
– Мне невероятно жаль, что тебе пришлось пережить такое, да ещё и в столь юном возрасте, Мира. Я печалюсь, что не сумел в тот период стать для тебя человеком, которому ты смогла бы довериться. Понимаю, что увольнение и штраф – это наименьшее наказание для подонка, и если я когда-нибудь найду способ…
– Не стоит, папа, – на этот раз я не удержалась и обняла его, радуясь в душе этому новому уровню близости с родителем. – Я чувствую, что достаточно отомщена. Особенно если его навсегда лишат права преподавания.
– Об этом-то уж я позабочусь!
– Знаешь, – я отстранилась от отца, – теперь меня пугает осознание того, что свой «Лобзовский» может находиться чуть ли не в каждом колледже страны, и его деятельность десятилетиями может оставаться безнаказанной, потому что его жертвы даже мыслей не допускают о том, чтобы кому-то обо всём рассказать… А то, что я не могла тебе тогда довериться – не твоя вина. Ты же понимаешь. Я просто не знала, что такое «довериться» – как это и для чего. Не представляла, что родители могут быть для своего ребёнка друзьями и покровителями. Людьми, у которых можно искать защиты от невзгод этого мира. И когда благодаря Грегу я узнала, что в нашем мире такое возможно, была поражена. А ведь здесь это в порядке вещей! И это так… удивительно.
В ответ Альберт притянул меня к себе и поцеловал в макушку.
– Я счастлив,
