«увести» дело из столичной юрисдикции. Хотя бы в область. Московские суды «лепят» по максимуму за очень редким исключением. Аналогичные процессы где-нибудь в Омске и в Москве – две большие разницы. В столице никакого снисхождения обвиняемому. Карающий меч правосудия не знает пощады. Вот ещё один выверт системы. О какой компетентности, а главное, справедливости может идти речь? Схема работает на государственном уровне. Все всё знают и все всё понимают. Вопрос в том, что тех, кто создал эту инквизиционную машину, такое положение дел устраивает. Потому что поддерживает их интересы. Неугоден – проследуй за решётку без шанса на оправдания. Удобно? Ещё бы!
И что пугает больше всего – тенденция к закручиванию гаек. Мы добрым шагом маршируем в средневековье. Пытки уже чуть ли не поставлены на конвейер, серые личности шныряют вокруг нас, принюхиваясь и выискивая неблагонадёжных. Осталось узаконить современную Супрему – наделить полномочиями людей в чёрных тогах и с капюшонами на головах. Добро пожаловать в правовое государство! И в общество гражданских свобод!
Я пытаюсь намылить тело. Время в душевой ограничено. Десять минут на всё про всё. Раз в неделю. Из гуся хлещет почти кипяток, никто не станет заморачиваться и подбирать тебе водичку с комфортной температурой. Я только что ошпарился, кое-как намочив свои чресла, теперь сную обмылком туда-сюда по коже. Тяжёлый пар застит глаза. Надо ведь ещё как-то смыть мыльную плёнку с себя и не обвариться. И умудриться вымыть голову. Десять минут. Раз в неделю.
После душевой нет ощущения чистоты, словно ты не помылся, а прошёл этап санитарной обработки. По большому счёту, так и есть.
После того, как мы вваливаемся в хату, розовые от экзекуции, узбек Дастан, вдруг неестественно, рывком, опускается на скамью. Глаза его тухнут, потом закатываются. Ребята, те, кто находился рядом, подскакивают, не дав телу сокамерника распластаться по полу.
– Перегрелся, удар тепловой, – бормочет Валя, пытаясь растормошить Дастана, но руки того безвольно висят, а кожа лица начинает приобретать пепельный оттенок.
Другие парни подскакивают к тормозам и начинают колошматить что есть силы.
– Помогите, суки! – срывает голос Валя. – Человеку плохо!
Несмотря на усилия ребят, удары кулаков по тормозам глухие, негромкие, словно извлечённый звук впитывается обратно в стены.
Это мой третий день в хате, поэтому у меня сердце подскакивает к самому горлу, я растерян от происходящего и не знаю, как поступить. Сейчас – не знаю. Потому что непроизвольно перед глазами возникает случай из моей студенческой юности. Я тогда учился на первом курсе Гродненского университета, но уже играл в местном театре. И вот не гастролях в Польше (да-да, мы умудрялись уже в те годы гастролировать за рубежом!) в общем умывальнике произошёл пугающий инцидент. Одна девочка-студентка вдруг совершенно неожиданно захрипела и упала навзничь. Её
