законов, как на холстах Сальвадора Дали.
После слов деда Вани я немедленно вызываю из сознания образ моей дочки Павлы и сразу же начинаю задыхаться от чувств. «Всё ради неё, – думаю я. – Моя жизнь только в ней».
Дед Ваня коротко вздыхает. В его глазах – тихая затаённая грусть.
– Может, успею всё-таки, – произносит он совсем тихо, но я слышу в его словах только обречённость.
Наш разум сопротивляется настоящему.
Несмотря на ту самую обречённость, у каждого – в своей собственной степени – мы, сокамерники, ведём себя порой парадоксально. Возможно, это неявная защита организма на физиологическом уровне. Мы отпихиваем подальше навязанные ограничения, стараясь вести себя естественно в предложенных обстоятельствах. Мы непроизвольно цепляемся за осколки обычности. Мы травим байки и иногда смеёмся над ними до самого утра. Будто, мать вашу, мы собрались посидеть в гараже за бутылочкой с крепкой. Защитная реакция. Не более того.
Мы шутим, мы балагурим, мы прикалываемся.
– Ты смотри там, – шепчет мне Макс, страшно округляя глаза. – Дедок-то не простой, «стопятый». Зенки зажмуришь, а утром не проснёшься, пришьёт.
Я отпихиваю его рукой – вот балабол!
Но, словно подхватывая правила игры, после пробуждения, окликаю деда Ваню, который уже шуршит по хозяйству в хате.
– Спасибо, Петрович, за то, что даёшь пожить.
Дед, ухмыляясь, крякает и машет рукой: ну что взять с дурачков?
Ближе к вечеру Валя Эргарт, молодой ещё парень, напяливает на голову смятую в треугольник подушку. Удерживая её в равновесии, он пытается заложить ладонь «за лацкан» и чеканным шагом идёт по хате.
– Я Наполеон, – заявляет он, высокомерно оглядываясь по сторонам. – Бонапарт, бля. Я тут главный! И буду командовать парадом! Всем ясно?
Всем ясно и все ржут. Почему-то тут очень хорошо заходят незатейливые шутки. Стоит кому-то хоть «отчебучить», и все покатываются с нар от смеха. Ещё один признак квазисвободы: мы будем смеяться, а не плакать.
Эргарт сидит по 158-й: кража. Причём у него вторая ходка. Удивительно, а так и не скажешь. Нормальный парень. Понимающий. Позитивный.
– Всё нормально будет, – поддерживает он меня. – Всё пройдёт, пройдёт и это.
И он так ко всем. Подбодрит, подскажет, поможет.
Иногда Эргарт начинает петь. Ужасно фальшиво и, судя по всему, какие-то самопальные песни.
– «…И тя-я-я-я-нется срок,
– скрипуче выводит он, встав в позу Карузо.
– Уходит в песо-о-ок.
С собой забирая года-а-а-а…
Я так одино-о-о-о-к
У трасс и доро-о-о-о-о-г
Мне так не хватает тебя-я-я-я-я…»
Восприятие запертых с тобой в одном
