Васильевич управился быстро, и уже через каких-то пятнадцать минут протягивал девушке листок с регистрацией.
– Временная, – пояснил он, – в течении двух недель необходимо явиться в паспортный стол, там уже все оформят чин – по чину… ну ты и сама все знаешь, – улыбаясь, напутствовал добрый старик.
Дорога домой заняла у девушки еще четверть часа – маловато, чтобы собраться с мыслями, но вполне достаточно, чтобы привести их в порядок. За два года ее отсутствия город совершенно не изменился – все те же полупустые улицы и однотипные пятиэтажные дома, после Питерских высоток они казались родными и близкими.
– Ой, Любочка! Ты ли это? Что-то я давно тебя не видела, работаешь, поди, с утра до вечера? – энергичная, улыбающаяся старушка остановила девушку возле дома – соседка по подъезду, но с какого этажа, этого Люба уже не помнила.
– Добрый день, Маргарита Ивановна! Меня не было в городе, я по работе уезжала.
– Ах, вот оно что, а я-то все голову ломаю, куда ты пропала!
Дальнейших расспросов от соседки не последовало и в голове снова всплыл вопрос, – что скажет отец? Разговора с отцом она боялась больше всего на свете, страх вспыхнул уже давно. Просыпаясь ночами в прокуренной тесной квартире, она долго лежала без сна, прижимаясь к спящему Игорю в тщетных попытках развеять кошмар. В ночных кошмарах она всегда возвращалась домой, ведомая обстоятельствами непреодолимой силы, а дома ждал серьезный разговор с отцом.
И в самом деле, что можно было в свое оправдание сказать родителям? Как объяснить свой внезапный отъезд – импульсивное решение, вызванное простым звонком по телефону. Раз в месяц из Мексики звонила сестра: – как дела? – у меня все хорошо, а у тебя? Что на этот вопрос могла ответить Люба? Ни мужа, ни детей, ни престижной работы – нужно было что-то менять, и она решилась.
Полчаса бесформенных пререканий с родителями, выписка из паспортного стола с разрешением на выезд и рейсовый автобус до ближайшего областного центра, там уже она взяла билет на поезд с конечной станцией Санкт-Петербург. Стоит ли вспоминать, что за два года она всего трижды говорила с родителями? О том, что их дочь год назад сменила фамилию, родители Брониной не подозревали.
Дверь в квартиру открыл отец, – «значит на звонок я все-таки нажала». С минуту он молча рассматривал дочь, удивляясь произошедшим в ней переменам, затем посмотрел на количество пакетов, сиротливо расставленных на резиновом коврике у двери, и подняв вверх кустистые брови, саркастически произнес:
– Уго, как ты прибарахлилась! А уезжала-то с одним чемоданом!
Только теперь Люба вспомнила, что у нее действительно был чемодан, но куда же он делся впоследствии, на это ее память ответа не давала.
– Ну и долго ты собираешься на пороге стоять? Если оркестра ждешь, то напрасно, мы с матерью о твоем приезде не знали, уж не обессудь, что встречаем без музыки.
Николай Михайлович выхватил пакеты из рук нерешительной дочери и отошел
