ведь я здешнюю красавицу Елену люблю, а Фотиева сейчас для меня хуже того вепря, от которого ты меня спас! Помоги мне, Яков!!!
– Я понял, что если ты назначил мне встречу в гальюне, значит твоё положение таково, что ты опять обосрался, и твоё место возле параши! Выходит, эта сука, как позорная волчара, загнала тебя в гальюн! – усмехнулся Яков, и добавил: – Но мочить её даже здесь, я не намерен!
– Конечно же нет! Я не хочу, чтобы ты брал грех на душу и пачкался в туалете! Наоборот, плыви с ней в Палестину, и верни там русской православной церкви часть церковных сокровищ, которую она везёт с собой! Это же святое дело, которое спишет с тебя уйму грехов! К тому же, она желает явить там миру антихриста, под видом Мессии, и только ты сможешь по-настоящему расстроить там её планы! Решайся на благое дело! – умоляюще, выдавил из себя Ильич.
– Здаётся мне, что она – подсадная утка рябого Иосифа! – иронично заметил Яков.
– Но, ты-то сумеешь любую подсадную утку превратить в больничную утку, для него! – как мог, подхалимничал Ильич.
– Говорят, что берега Мёртвого моря – это самый низкий участок суши Земли, но возвращение в церковный общак принадлежащих ему ценностей – это, на мой взгляд, высокий поступок, благородное дело, стоящее свеч! Согласен пойти на это! Не взирая на твой подхалимаж, готов рискнуть, это тоже благородное дело! – с азартной решимостью, сказал Яков, и тут же сострил: – Принимаю твой «волчий билет» на проезд на этом «Морском волке», а ты – зайцем, иль крысой драпай отсюда!
– Я рад, что ты вошёл в моё положение! Тебе и раньше это великолепно удавалось! Я готов был бы тебе отдать и свой большевистский и свой фашистский партбилеты – эти прежде самые дорогие для меня вещи! Ибо разум мой, ныне, в согласии с Господом Богом – возлюбил я Его всем сердцем и всем разумением своим – как самого себя, и, в полной гармонии с этим, отдал сердце своё самой добродетельной христианке, самой прекрасной итальянке, с прекрасным греческим именем: Елена! Если же, в моё отсутствие, это сердце выбьет из её рук какой-нибудь подлый «Казанова», с помощью приворотного зелья, то оно разобьётся, и его пламя превратится в мировой революционный пожар, который, в отличие от сердечного огня Данко, или Благодатного огня у гроба Господня на Пасху, спалит весь мир дотла!!! Сам же я, вдали от Елены, мог бы с ума сойти от ревности!!! А взять её туда, как и жить на Капри втроём с Фотиевой – это капут и «пиздец»!!! – возбуждённо, прошептал Ильич.
– То, что может произойти с твоим сердцем, разумом и миром, я учёл, принимая решение, ибо был информирован о твоей глобальной любви к Елене, и тому, что ты встал на путь исправления! Клёвый пацан Чиччо меня в этом убедил. Да, на кой чёрт нужно твоё революционное полымя?!! Давай мне свою «волчью шкуру», ради покаянного попадания на Святую землю, можно и с волками повыть! Свято место пусто не бывает, но лучше уж занять там его мне, чтобы
