ходил и каждым словом припечатывал Пизона к лавке. Пизон вжал голову в плечи, похоже, его прилюдно так никогда не ругали.
– Ну? Что ты будешь делать? Ты хочешь изменить Империю, а сидишь тут уже пятый день и ноешь! Ну? Что же ты будешь делать? – ещё раз грозно повторил Сенека.
Повисла тишина. Было слышно, как летали пчелы.
– Надо… действовать… – неуверенно сказал Пизон.
– Нет! – рявкнул Сенека.
– Действовать буду я! – сказал Филоник. – Скажи что и где, и я сделаю.
– Вот! – Сенека подошел и обнял Филоника.– Вот!
– Ты, – Сенека указал на Пизона.– Должен строить планы и руководить! А не лежать пьяным, как свин под забором!
Он подошел вплотную к Пизону, который, наверное, впервые в жизни, выглядел как драный кот, после речи Сенеки Луция.
– Возьми вожжи этой твари, этого Рока, этой Истории, в свои руки. Ты сможешь это. Раз ты способен налаживать мир между народами, значит, ты способен и начинать войну. А раз ты способен мыслить, значит ты способен создавать Историю.
Сенека говорил тихим, шипящим голосом змея, и каждое слово проникало до костей. От его слов волосы встали дыбом и холодок побежал по коже. Пизон посмотрел на свои руки, они мелко дрожали, он поднял на старика лицо, полное слез, и улыбнулся ему.
– Ты сможешь… – прошептал Сенека и положил свою старую, но крепкую ладонь ему наголову.
Пизон закрыл глаза и медленно повалился на широкую лавку. Удивлению Филоника и Эпихариды не было предела.
– Он ещё и с курицами так мог. В детстве, – сказал Юний.
– Тихо! – прошептал Сенека. – Сейчас он лечится. Утром он будет здоров и это будет другой человек.
– А почему ты его раньше не стал лечить этим волшебным сном Морфея? – спросила Эпихарида.
– Не было всего человека, была только половина, а вот теперь весь. Была лишь слабая плоть, а теперь и душа вернулась, хоть и слабая, но вернулась. К утру они соединяться. Крепко-накрепко. И будет человек, как сосуд, доверху наполненный маслом, воедино повторяя его же форму своим содержанием, не расплёскивая себя, как он был опустошен вдесятеро.
После этих слов до утра в доме Эпихариды стояла тишина
9
От государственных дел Нерон отошел совсем, единственное, что его волновало, это – сколько же ещё осталось в Риме этих последователей Иешуа Мошиаха, который по свидетельствам восстал из мертвых и мог оживлять их. Тому были точные доказательства, и один из них жил на Кипре – некий Лазарь. Тайная стража Нерона уже поймала трех возмутителей спокойствия – Петара, Иаков и Павела – учеников, как они себя называли и лично знавших Иешуа. Они гнили в подвалах самой ужасной тюрьмы Рима. Но этого Лазаря, чудесным образом оживлённого из мертвых и собирающегося скоро умирить второй раз стража выкрасть так и не смогла. Всё было бы ничего и он не обращал на них внимания, но вот уже целых пятнадцать
